Дональд Томас - Забытые дела Шерлока Холмса

Мистер Уайльд был явно обескуражен неожиданной резкостью ответа. Его лицо сделалось еще более усталым и вялым.

— Хорошо, мистер Холмс. Итак, завтра я должен решить, подавать ли мне иск против маркиза Куинсберри за клевету. Мистер Хамфри настаивает на этом. Сэр Джордж Льюис, полагаю, был бы против.

— Осмелюсь предположить, что мнение сэра Джорджа более мудрое, — спокойно заметил Холмс. — Однако слушаю вас дальше.

— Эдди Карсон… — начал незадачливый литератор, но запнулся. — Я хотел сказать, что ответчика будет защищать королевский адвокат сэр Эдвард Карсон.

— Достойный соперник для вашего клинка, мистер Уайльд. Полагаю, вы готовы отвечать на его вопросы?

— Вам наверняка известно, мистер Холмс, что мы вместе учились в Тринити-колледже в Дублине. Карсон, безусловно, исполнит свои обязанности со всем ожесточением позабытого старого друга.

И эту остроту Холмс выслушал с прежним ледяным равнодушием.

— Я спрашивал о другом, мистер Уайльд. Если вы собираетесь устраивать игрища с сэром Эдвардом Карсоном, он порвет вас в клочья.

Мистер Уайльд прикусил язык — иначе тут не скажешь. Однако вскоре заговорил снова, в своей обычной отвлеченной манере:

— Игрища, мистер Холмс? Художника всегда влечет возвышенная игра со словом. Не стану отрицать, что из-за этого он выглядит в глазах ремесленников несколько сумасбродным. Заблуждение маркиза Куинсберри заключается в том, что он спутал экстравагантность гения с извращенностью.

Холмс сцепил кончики пальцев под подбородком и произнес так тихо, что я едва расслышал ответ. Но его формулировки были хлесткими, как удар кнута.

— Прошу вас, мистер Уайльд, не повторяйте этого в зале заседания. Согласно закону, лорда Куинсберри можно осудить за клевету, и только. Экстравагантный вид — это вопрос вкуса, а извращенные действия — предмет судебного разбирательства. На вас как на истца ложится бремя доказательства обвинений. Если оно слишком тяжело для вас…

Наш посетитель наконец-то пришел в себя и прервал детектива на полуслове:

— Он втоптал в грязь мое честное имя, мистер Холмс! В этом нет сомнения. Разве что-то еще имеет значение, когда он своими сальными намеками погубил мою репутацию?

— Уверяю вас, мистер Уайльд, что в нашем случае это важно.

— Хорошо, — насупившись, произнес драматург. — Давайте предположим, что разница между аффектацией и порочностью достойна обсуждения. Хотя эта проблема существует только в голове стороннего наблюдателя.

— Вам следует помнить, сэр, — жестко возразил Холмс, — что, согласно поправке к уголовному праву, принятой в тысяча восемьсот восемьдесят пятом году, разница между ними равняется толщине тюремной стены.

Я никогда в жизни не чувствовал себя настолько неловко, как в те полчаса, пока мой друг обменивался колкостями с посетителем. Наконец Уайльд не выдержал:

— Мистер Холмс, я выслушивал ваши поучения в течение получаса, но должен признаться, что они не прибавили мне ума.

— Вынужден согласиться, — проворчал в ответ Холмс. — Главное, чтобы они прибавили вам пищи для размышлений.

— И это все, что вы можете для меня сделать?

Мистер Уайльд напоминал теперь капризного ребенка.

— Не совсем, — процедил детектив. — Вы утверждаете, что вас обвиняют напрасно. Тогда я дам вам еще один бесплатный совет: возьмите эту вздорную визитку лорда Куинсберри и порвите ее на мелкие кусочки. Если ваша совесть чиста, продолжайте вести себя как добропорядочный человек, которому нечего бояться. Подавая в суд на маркиза, вы только привлечете внимание к его нападкам. Независимо от того, справедливы они или нет, великосветские мудрецы решат, что дыма без огня не бывает.

— Это невозможно! Я не остановлюсь ни перед чем, чтобы выразить свой протест!

— По-моему, леди… — произнес Холмс, и в голове у меня тут же мелькнула знаменитая строчка из «Гамлета»: «По-моему, леди слишком много обещает».

На щеках мистера Уайльда вспыхнул румянец, а через мгновение он покраснел, как свекла.

— Не смею больше отнимать у вас время, — пробормотал он, запинаясь то ли от гнева, то ли от смущения.

— Разорвите эту визитку, — повторил сыщик, вставая.

— Я сам решу, как мне следует поступить, мистер Холмс!

— Сомневаюсь, что вы решите правильно, — мрачно отозвался мой друг. — Очень сильно сомневаюсь.

На этом они и расстались, чувствуя глубокую неприязнь друг к другу. Я никогда особо не симпатизировал Оскару Уайльду, но был потрясен тем, как жестко сыщик с ним разговаривал.

— Как вы могли, Холмс? — негодующе воскликнул я, едва только входная дверь захлопнулась за посетителем. — Вы же попросту отказались помочь этому бедняге!

Мой друг стоял у окна, наблюдая за тем, как поджидавший гостя кеб, грохоча колесами, отъезжает от нашего дома.

— Я пытался спасти его от катастрофы, больше я ничего не мог для него сделать.

— Катастрофа случится, когда слухи об этой визитке разлетятся по всему Лондону, а Уайльд ничего не предпримет в ответ!

Холмс покачал головой:

— Вовсе нет. Сплетни причинят ему лишь легкие неприятности. Он погибнет, если обратится в суд.

— Почему?

— Доказательства уничтожат его.

— Откуда вы знаете? Ни вы, ни я не ознакомлены с доказательствами ни с той ни с другой стороны.

— Мы оба их только что видели. Но понял один я.

Я потрясенно взглянул на Холмса:

— Что вы имеете в виду?

— То, что вы, Ватсон, просто не потрудились проанализировать ситуацию. Неужели вы не обратили внимания на то, что Уайльд отказался сесть в предложенное кресло и выбрал стул у окна?

— Какая, черт возьми, разница, куда он сел? Может, ему там было удобнее.

— Разве не ясно, что он специально повернулся спиной к свету, чтобы спрятать лицо?

— Ну и что с того? Мы хорошо рассмотрели его, когда он заходил в гостиную. По тону его голоса все сразу стало понятно.

— Уайльд ни в коем случае не должен появляться в суде. Вне зависимости от характера дела.

— Но я ничего странного в его лице не заметил, Холмс.

— Вы не вглядывались. А судья и присяжные сразу увидят. И сэр Эдвард Карсон тоже. Мой дорогой Ватсон, как только этот человек обратится в суд, его участь будет решена. Он откроет рот и тут же проиграет дело. Неудивительно, что Уайльд так плотно сжимает губы на всех фотографиях! Возможно, вы просто смотрели на него под другим углом, мой дорогой друг, — добавил Холмс уже мягче, — и поэтому оставили без внимания его зубы.

— Его зубы? Зубы могут дискредитировать человека?

— Да, Ватсон. Все зубы у него на месте и выглядят вполне здоровыми, разве что несколько выступают вперед. Но они черные. Неужели вас не насторожило, что он прикрывал рот рукой, когда разговаривал в дверях?