Сюзанна Ринделл - Другая машинистка

С тяжелым вздохом он развернулся и зашагал по переулку. Я понимала, что допускать его в апартаменты Одалии никак нельзя, но, когда он уверенно и непреклонно отверг мои возражения, стало ясно: он проводит меня в любом случае, сколько бы я ни спорила, так что лучше поберечь возмущенные речи до другого раза. И тут у дальнего входа в притон пронзительным затяжным воем взорвались полицейские сирены, и мне оставалось только слушаться, радуясь втихомолку покровительству столь респектабельного спутника.

Повернув ключ в замке и толкнув дверь, я с изумлением обнаружила, что Одалия и вправду уже дома. На самом-то деле я вовсе на это не рассчитывала. Она облачилась в халат из нескольких слоев просвечивающей синей, как сапфир, материи и вытянулась гибким кошачьим телом на изумрудно-белом полосатом диване. Дневная жара все еще не покинула апартаменты, и Одалия распахнула окна, чтобы впустить ночной воздух. Прозрачные белые занавески, обвисшие в нише окна, дополняли образ кошачьего хищного изящества, приподнимаясь с порывами ветра и резко опадая – так мотает хвостом рассерженная кошка. На фоне чернильно-черного неба, набухавшего в окнах за ее спиной, Одалия казалась особенно яркой и живой, когда вот так раскинулась на диване, в гармонии ювелирных тонов.

Она читала журнал и угощалась вишней в шоколаде, вынимая конфеты из обтянутой шелком коробочки. У Одалии была своеобразная манера поедать сладости, не чета методу Хелен. Та лопала грошовые леденцы виновато, исподтишка, словно белка-параноик, которая торопится упрятать в свое нутро добычу, покуда не отняла хищная птица или зверь покрупнее. Одалия, напротив, потребляла шоколад медленно и небрежно. Иногда она рассеянно клала конфеты в рот, рука с лакомством замирала на полпути, взгляд не следил за ней, полностью сосредоточившись на рекламе парижских шляпок. А порой Одалия всю себя вкладывала в процесс наслаждения, не стеснялась причмокивать и охать вслух, если что-то показалось ей особенно вкусным. Хелен превыше всего ценила саму конфету, а для Одалии главной драгоценностью была не конфета, но собственное удовольствие . Возможно, так сказывался непреодолимый сословный разрыв, но в этом я еще не научилась разбираться. Хелен жадничала, берегла каждую конфетку, их у нее было наперечет, а Одалия могла позволить себе и щедрость, и даже капельку расточительности. За те месяцы, что мы жили вместе, я повытаскивала у нее из-под кровати немало недоеденных коробок – повздыхала над ними и выбросила в мусорную корзину, ведь они в забвении покрылись зеленовато-бледным пушком плесени.

– О! – только и произнесла Одалия при виде нас.

Я сразу поняла, как она ошеломлена появлением в холле ее апартаментов мужчины, – в особенности, конечно, потому, что это лейтенант-детектив, но, мне кажется, она бы удивилась, с кем бы я ни пришла. Прежде я не приводила в наш номер джентльменов и сейчас еще ежилась от унижения, пережитого, пока мы проходили через вестибюль: отельная прислуга поднимала брови и усмехалась, глядя, как мы направляемся к лифту. Вопреки моим неустанным протестам лейтенант-детектив настоял на том, чтобы проводить меня до самого номера, и теперь торчал в коридоре и заглядывал в гостиную, слегка приоткрыв рот. Мне показалось, он еще не отошел от нашего путешествия по отелю и никак не мог расшифровать роскошный вестибюль, золоченые лифты, апартаменты, декорированные по последнему слову моды. Одалия глядела на меня с упреком: допустив лейтенанта-детектива сопровождать меня, я нарушила обещание сохранять в тайне сведения о том, где и как она живет. Очевидно, такому событию Одалия отнюдь не обрадовалась. Ее черты окаменели в гневе, но она тут же овладела собой, и лицо вновь оттаяло до спокойной приветливости. Она гибко поднялась нам навстречу:

– Кого я вижу! Лейтенант-детектив, проходите, будьте как дома.

– Не стоит. Я только проводил Роуз.

– Глупости. Пришли – оставайтесь, посидите с нами.

Лейтенант-детектив, словно пьяный, качнулся вперед; Одалия подхватила его под руку и усадила на тот самый диван, где минуту назад нежилась сама. Судя по всему, эта мысль не давала лейтенанту-детективу покоя: он чинно подвинулся на самый край, чуть не соскользнув с туго обтянутых тканью подушек. Одалия присматривалась к нему, губы ее непроизвольно кривились. Мне была знакома эта гримаса: Одалия прикидывала, как овладеть ситуацией. Я знала, что она не успокоится, пока не вырвет у лейтенанта-детектива обещания, пусть не произнесенного вслух, сохранить ее секрет, а чтобы этого добиться, следовало для начала раскусить этого человека.

– Налью вам что-нибудь выпить, – сказала Одалия; гость молча уставился на нее. – Что-нибудь для успокоения нервов, – уточнила она.

Ясное дело, не чай и не кофе, и он тоже понял, что, приняв из ее рук коктейль, успокоит в первую очередь нервы хозяйки.

– Спасибо.

Одалия вышла, чтобы смешать коктейль, лейтенант-детектив проводил ее взглядом, а я воспользовалась моментом и проскользнула по коридору в спальню подруги – переодеться. Если Одалия и заметила ободранный подол платья, которое я за несколько часов до того у нее одолжила, то не сильно огорчилась, во всяком случае, замечания не сделала. Я и так знала, что упрекать меня она не станет, но все-таки терзалась угрызениями совести: я испортила вещь, которую не могла ей возместить. В соседней комнате захлопали крышки от сельтерской воды, резкое стаккато. За месяцы с моего переезда мы с Одалией привыкли делить один большой шкаф на двоих, и теперь я стояла перед ним, изучая содержимое. Подбирая, что бы надеть, я слышала, как Одалия идет с подносом к журнальному столику, позвякивал в бокалах лед. Резкий аромат свеженарезанного лайма поплыл из гостиной в спальню, и я сообразила, что Одалия угощает лейтенанта-детектива коктейлем с джином. Она-то никогда не пила спирта с можжевеловым сиропом – «самопального джина», который подавали в подпольных барах, – и ради гостя достала последнюю бутылку настоящего английского из бара в кухне (впрочем, назавтра там таинственно появится непочатая бутылка). Как ни странно, у меня от предвкушения потекли слюнки, никогда прежде такого не было, я ведь по части выпивки дилетант.

Я беспомощно оглядывала висевшие передо мной наряды и пыталась выбрать поскорее. Если бы лейтенант-детектив деликатно удалился, как диктуют правила приличия, я бы попросту натянула ночную рубашку и спокойно провела остаток вечера. Но этот вариант, понятно, исключался. Сама по себе моя рубашка отнюдь не была неприличной – напротив, она смахивала на те бесполые одеяния, которые нас принуждали носить в приюте, из выбеленного полотна, жесткого и царапучего, высокий накрахмаленный воротник, длинные рукава, стянутые завязками. Но я бы скорее умерла, чем показалась лейтенанту-детективу в ночной рубашке, в любой, а тем более в этой. Я пошарила в поисках чего-нибудь более уместного.