Ричард Зимлер - Последний каббалист Лиссабона

— Скорее, Берекия, пока не поздно!

Его толкнули в спину, и он исчез в толпе.

Я нырнул следом, и внезапная волна вынесла меня в середину. Все мое существо наполнилось ужасом, стоило представить, что в центре этого сборища могла оказаться моя семья. Но телом моим владел жар сродни плотскому влечению. Я продвигался вперед медленно, словно во сне, пока не оказался на краю свободного пространства.

Костер. Треск пламени. Оранжевые и зеленые языки тянутся к самой крыше церкви.

На вершине колокольни доминиканский монах с вздувшейся шеей, протягивая над толпой насажанную на меч отрубленную голову, полным злобы голосом подстрекал толпу:

— Смерть еретикам! Смерть проклятым евреям! Да свершится над ними Божий суд! Пусть они отплатят за свои злодеяния перед детьми христиан! Пусть они…

Пламя, вскормленное телами сотен евреев, отдавало невыносимым жаром. В оцепенении я смотрел в огонь, пока, наконец, не узнал лицо: Несим Фароль, переводчик и меняла, словно выглядывал из окна пламени, не сводя с меня глаз.

Его голова дочерна обуглилась, глаза стали белыми, без радужек. Щадя собственные нервы, я опустил глаза, но прямо у своих ног увидел Моисея Альмаля, канатного мастера, чем-то напомнившего мне бюст Иоанна Баптиста, поставленный на текучую багровую основу. Вокруг костра растекались лужи крови, из которых поднималась груда тел.

Секунду или, быть может, минуту спустя — подобные сцены не способна зафиксировать последовательная память — какой-то человек подскочил к костру и, срубив голову Альмаля, убежал с ней.

Пока я глядел, как он яростно прорывается сквозь толпу, другой человек с обнаженным торсом, обливающийся потом, будто рудокоп, принялся кромсать топором тело пожилой женщины, распластанное на земле. Сначала он отрубил ей левую руку, затем правую. На пальце последней я заметил кольцо: аквамарин сеньоры Розамонты, нашей соседки, всегда угощавшей меня лимонами. Человек с топором настолько увлекся этой жестокой радостью убийства, что не заметил камень. Он захохотал и крикнул:

— Прах евреев станет славным удобрением для наших полей!

Он швырнул руки сеньоры в толпу. Раздались одобрительные возгласы, и я ринулся следом за ними. Бледный прыщавый моряк с севера приставил руку с кольцом к своей голове, приплясывая и напевая пьяным голосом песенку на грубом гортанном языке. Оказавшись со мной лицом к лицу, он прекратил плясать. Я высыпал ему под ноги все деньги, что были у меня с собой, и указал на его находку. Он кивнул, гортанно выкрикнул что-то и подбросил руку в воздух, прямо в парящих вверху чаек. Она упала, разбрызгивая кровь. Я подхватил ее и спрятал в сумку. Голос злой судьбы, донесшийся со ступеней Доминиканской церкви, заставил меня обернуться:

— Убить еретиков! убить немедленно!

Это был коренастый монах с совиными глазками, укутанный недобрым покровом собственной веры. Он протягивал к толпе палку с окровавленным Назарянином, будто геральдический щит. Соломон-ювелир, лежал на мостовой у ступеней церкви, на спине, истекая кровью, словно раненый пес. Я приблизился, и он выкрикнул мое имя — достаточно отчетливо. Его белый халат пятнали багровые полосы. Двое мужчин, тела которых блестели от пота и крови, избивали его скрещенными наподобие распятий планками с торчащими из них гвоздями. Соломона, который делал золотую фольгу в волосок толщиной. Соломона, который расцеловал меня в губы и разрыдался, увидев иллюстрированную моей рукой Книгу Эсфирь, сделанную специально для него. Соломона, который…

Это убийство было тяжкой работой. С каждым ударом из тела ювелира вырывались к небу фонтаны крови. Руки протянуты вперед в безнадежной попытке остановить, — из пробитых ладоней кусками вырвана плоть. Крики. Он кричит на иврите, взывая к королю Мануэлю. Теперь к Аврааму, Моисею. К Богу.

— Остановите! Боже! Остановите!

Он задохнулся, когда из горла хлынула кровь.

— Обреем еврея прежде, чем он сдохнет! — крикнул один из палачей.

Вытащив из огня горящую ветку, он поднес ее к седой бороде Соломона. Она вспыхнула. Глаза замученного ювелира расширились от боли, дико взирая на мир, отказавший ему в помощи.

В моем мозгу вспыхнула искра ереси. Я думал: «Это ошибка Бога: он не дал нам способности забрать себе хотя бы часть этой невыносимой боли».

Массивный мужчина, на лбу которого красной краской был нарисован крест, отделился от толпы, громко моля о пощаде и дожде. В руке он сжимал ржавый топор. Широко размахнувшись над головой, он обрушил зазубренное лезвие на шею Соломона. Кровь брызнула к моим ногам, обезглавленное тело обмякло и завалилось, словно кукла. Из шеи кровь хлестала как молодое вино из бочонка.

Придя в себя, я увидел, что христиане уставились на меня: это был идиотизм, но, к своему ужасу, я невольно начал бормотать под нос молитву на иврите!

Внезапно меня схватила чья-то рука, потащила прочь. Резко развернула. Лицо показалось мне знакомым. Давид Моисей?..

Мы проламывались сквозь стену тянущихся рук с неощутимой скоростью ночного кошмара. Мчались сквозь движущуюся чащу. За угол. Вверх по каменным ступеням. Вниз по тенистым аллеям. В дом. Через заднюю дверь в гостеприимную темноту.

Мой рот закрыла ладонь. В щеку ударило горячее дыхание. Знакомый голос шептал мое имя.

— Тихо, Б е ри, — услышал я.

Это действительно был Давид Моисей, наш бывший хазан.

— Господин Давид, вы видели Соломона, ювелира? — спросил я.

— Я видел многих из наших, — ответил он.

— Но Соломон. Вы видели…

Прямо за дверью послышались крики:

— К реке! Вперед! Достаньте повозку!

Господин Давид снова прикрыл мне рот ладонью. Мы съежились, сидя на корточках. Наше дыхание на время слилось, потом разделилось вновь.

— Вы не видели мою семью? Маму, Иуду…

— Нет. Но они могут быть где угодно.

— Я должен вернуться… может, они уже дома. Я должен найти их и…

Он схватил меня за шиворот.

— Слушай, единственный способ найти их — выжить. Ты должен выбраться отсюда.

— Как все это началось?! Кто в ответе за это…

— В Доминиканской церкви. Распятие с дыркой, прикрытой зеркалом. Внутри, у задней стенки, монахи поставили зажженную свечу. Они всем твердят, что этот свет — знак от Назарянина, чудо! Около часа тому назад новый христианин Иаков Шавьероль, портной, он…

— Я ходил в школу с его сыном Менни. Он великолепно знает Тору. Кладезь чудес. У него лавка вверх по…

— Он идиот! Он заявил, что было бы куда лучше, если бы Христос послал дождь, а не огонь!

— И..?

— Его забили до смерти. Вспороли живот и вытащили ему… Двое священников призывали паству убивать евреев. Его брата Исаака тоже убили, разорвали на клочки. Голова на колокольне — это его. Северные моряки пожертвовали деньги на дрова для костра. И скоро… и скоро… — Голос Давида сорвался.