Ирина Глебова - Между волком и собакой. Последнее дело Петрусенко

– А теперь тротил понадобился! Выходит, уже с мая, если не раньше, разрабатывалась крупная диверсия. А мы теперь не знаем, где взрывчатка. И когда её пустят в ход!

– Не горячись, Митрий, – остановил Кандаурова Троянец. – За Хартманом следим. Но брать его нельзя. Сам понимаешь: другие нити оборвутся. Да и может просто ничего не сказать. Абвер готовит своих агентов отлично, отбирает людей верных и стойких. Идейных фашистов, одним словом… Значит, с Потаповых подозрение снимаем? Как, Викентий Павлович?

– Думаю, эти люди совершенно ни при чём… Но я всё же встречусь с доктором, чтоб составить мнение. Он уже работает в поликлинике тракторного завода, а я узнавал: к ней прикреплены и работники типографии, где набирается заводская газета. Думаю, за полиграфиста я сойду. Пожалуюсь на зрение – всё-таки с мелкими шрифтами работаю…

В Главном управлении НКВД решили: харьковское УГРО вышло на немецкого агента, ему и продолжать вести дело. По своим каналам столичный департамент постарался выяснить всё возможное о Хартмане. Это оказалось трудно. Среди антифашистов, живших в Союзе, не было тех, кто лично знал Гюнтера Хартмана до эмиграции. Найти его соратников в Австрии и Германии было невозможно. Даже если кто-то и оставался в подполье, как в гитлеровском вермахте можно было добраться до них? Да и были ли они? Кто не погиб, не расстрелян, – в тюрьмах и концлагерях. Известно, что и сам Хартман в тридцать шестом оказался в концлагере Дахау. За полгода до этого он, один из активных коммунистов Австрии, был послан в Мюнхен, в антифашистское подполье, но оно вскоре было разгромлено. Хартмана не расстреляли, как почти всех подпольщиков, может быть потому, что он был австриец. С другими заключёнными, проходившими в концлагере «процесс перевоспитания», Гюнтер работал в химических цехах концерна «ИГ Фарбениндустри». Это там, где разрабатывались и производились удушающие газы, взрывчатые вещества… Оттуда он бежал. Считалось, что побег ему устроили соратники по подполью, но теперь таковых найти не удалось. Появление Краузе, похоже, оказалось неожиданностью.

– Эх, и зачем ему вздумалось звонить, предупреждать друга Гюнтера о приезде! Нагрянул бы неожиданно!

– Во всём, Гриша, есть две стороны, – не поддержал Зарудного Кандауров. – Так мы узнали, что агент связан с Брысём. Звонок тоже оказался для него сюрпризом, вот и пришлось обращаться за помощью к бандитам. Об их главаре кое-что уже мы знаем.

Дмитрий имел в виду сведения, которые сумел выяснить лейтенант Качура – интересные и несколько неожиданные. Виктору Качуре было поручено заняться конкретно домом на улице Коцарской. Честно говоря, значительных результатов никто не ожидал. Однако молодой лейтенант решил поискать людей, лично знавших итальянского архитектора. А вдруг что-то прояснится… В самом доме все жильцы, понятное дело, были новые – раньше весь дом принадлежал только итальянцу и его семье. Но рядом стояли два дома из бывших «доходных». Там Качура и стал искать старожилов. Ему подсказали: есть тут старушка из «бывших», каждый день гуляет со своей собачкой в близком сквере. Виктор и в самом деле нашёл её там днём, на тихих аллеях, и они хорошо поговорили. Вера Афанасьевна, худенькая, энергичная женщина лет шестидесяти, жила в соседнем доме от «особняка итальянца». Сама рассказала, что до революции там же, в этом доме, она арендовала целый этаж. И жила там, и содержала мастерскую по плетению кружев.

– Это, молодой человек, очень тонкая работа, и только ручная. Ни одна машина не сделает вологодское, ирландское или брюггское кружево! А мне это умение от матери и бабушки досталось. Я овдовела рано, надо было сына вырастить, вот я и держала пятерых мастериц. От мужа-покойника небольшой капитал остался, но в основном зарабатывала сама. Клиентов было много, дамы все обеспеченные, ценили мои кружева. Я ведь и сама работала – узоры придумывала, плела. И ведь советская власть не посчитала меня мироедкой, даже жильё мне оставила там же. Правда, не весь этаж, комнату…

Они сидели на скамье, в тени большого ясеня, собачонка Веры Афанасьевны смирно пристроилась у её ног, дремала. Тоже старенькая была. Лейтенант внимательно слушал женщину, не останавливал её воспоминаний. Гораздо проще вести нужный разговор с человеком, если тот выговорится, доверчиво откроется перед тобой. А Вера Афанасьевна рассказывала о единственном сыне – ясно, что он был её гордостью. В двадцатые годы в Харьковском университете хранилась экспозиция Херсонесского археологического музея: её вывезли сюда из Крыма ещё в Первую мировую войну. Костя, сын, как-то попал на выставку – экспонаты время от времени выставлялись, – и очень увлёкся. Поступил на исторический факультет, стал ездить в Херсонес на раскопки с группами археологов. А сейчас он сам уже археолог, руководит раскопками, курирует студентов, пишет книги…

Вера Афанасьевна тихонько засмеялась, что-то вспомнил, Качура чуть склонился к ней – мол, я слушаю, – и она поделилась:

– Вот вы спрашивали про итальянца, который был нашим соседом. Тогда ещё, давно… У него во дворе дома стояли статуи красивые, теперь только одна осталась…

Лейтенант уже знал, что итальянский архитектор в личном саду при доме установил уменьшенные копии известных мировых шедевров: Артемида с оленем, Лаокоон с сыновьями, обвитые змеями, Мальчик, вынимающий из ступни занозу, Дискобол и Крылатая богиня Ника. Сейчас осталась только Ника, но и у неё одно крыло было наполовину отбито. Об этих скульптурах было упомянуто в архивных документах, да и люди рассказывали. Вот теперь Вера Афанасьевна вспомнила.

– Костик мой всё пробирался в этот сад, лазил через забор, так ему статуи эти нравились. Он уже тогда чувствовал, что эта античность – его призвание…

Старушка с такой гордостью и старанием выговорила слово «античность», что Виктор улыбнулся. Ясное дело: коль сын – археолог, мать теперь знает подобные названия. Но тут же встрепенулся: Вара Афанасьевна сказала:

– А камердинер итальянца гонял его, воришкой обзывал и ко мне приходил жаловаться! Глупый и злой человек был.

– Камердинер архитектора Фарнезе, вы сказали? А помните, кто таков? Фамилию, или куда делся? Здесь не живёт поблизости?

Одно из его заданий было: попробовать найти кого-то из слуг итальянца.

– Помню, – кивнула головой собеседница. – Барысьев его фамилия. Я бы, может, и не запомнила, да он всегда на мальчишек кричал «Брысь! Брысь!» Я ещё тогда сыну говорила: какая фамилия, так и кричит. Похоже очень.

Виктор Качура всегда верил: есть на свете везение! Особенно в их работе. Конечно, если бы не известна была кличка главаря банды, если бы именно в этом доме не высветился Брысь, никто бы не стал искать здесь свидетелей. И всё же! Правда, Вера Афанасьевна больше ничего о камердинере не знала – ни имени его, ни дальнейшей судьбы. Исчез вместе со своим хозяином-итальянцем. Этот человек не мог быть сегодня главарём банды: старушка утверждала, что уже двадцать пять лет назад тот был пожилым. Но такого совпадения просто так быть не могло. С лейтенантом согласились все члены группы. И скоро о камердинере господина Фарнезе кое-что выяснили.