Татьяна Романова - Сизые зрачки зла

Осмелев, в разговор вступила Марфа:

– А правду говорят, что государыня была очень красивая? – поинтересовалась она.

Горчаков подтвердил, но Марфа не отставала. Она подробно расспросила гостя и о новой императрице, а потом о ее детях. Выслушав, она мечтательно вздохнула:

– Как хорошо, четверо детей…

Не зная, что можно на это ответить, Платон улыбнулся, но в разговор вмешался Щеглов.

– Ваша светлость, так получается, что ваши сестры сейчас одни в имении? Я так понял, что они еще не взрослые?

– Им по пятнадцати лет. К сожалению, у нас очень маленькая семья, мне некого было с ними отправить. Я рассчитывал на мадам Бунич.

– Ну, что поделать? Хоть ее очень жаль, светлой души была женщина. Но вы не беспокойтесь – пока вас не будет, я стану наведываться в имение, следить за порядком.

– Спасибо! – обрадовался князь. – Вы меня очень обяжете.

– Надеюсь, что мы с дамами уже завтра закончим все дела, и я сразу к вам заеду.

– Вы так уверены? – тихо спросила молодая графиня.

Платон заметил на ее лице тень недовольства. Он не знал, чем оно вызвано, ведь сама Вера участия в разговоре не принимала, а остальные не сказали ничего такого, что хоть как-то касалось ее. Но, похоже, этого никто кроме него не заметил. Исправник поспешил с ответом:

– Я уверен, что Горбунов купит сразу все, да и дальнейшие поставки его очень заинтересуют, – он по-мальчишечьи подмигнул озадаченному Горчакову и разъяснил: – Наши дамы привезли на ярмарку соль, а местные перекупщики им блокаду устроили. Так Вера Александровна придумала договориться с их конкурентом. Я уже с ним повидался, все, как ее сиятельство велела, ему пересказал, и тот клюнул.

– Я восхищен, сударыня! Ваша бабушка говорила мне, что вы восстанавливаете имение, но не рассказывала, что в нем есть и солеварня.

– У нас есть шахта, – выпалила Марфа, – а Вера Александровна придумала, как соль измельчать без выпаривания! Теперь можно хоть каждую неделю обозы в город гонять.

– Можно, конечно, – раздраженно заметила Вера, – только нужно, чтобы товар покупали.

– Так договорились же! Почему вы мне не верите? – обиделся Щеглов.

– Я верю, но дело сладится лишь тогда, когда я отправлю деньги матери, а раньше это – только разговоры.

«Значит, Чернышев не пощадил и своих родственников, – понял Платон, – с меня – полк, а с них – имущество. Да, Александр Иванович – беспощадный противник…»

Исправник засобирался.

– Ну, спасибо хозяйкам за хлеб-соль, – сказал он, поднимаясь. – Дамы, буду ждать вас внизу в восемь. Успеете?

– Успеем, – подтвердила Марфа, а потом вопросительно глянула на Веру.

– Да, конечно, мы будем готовы, – согласилась та.

Платону оставалось лишь попрощаться и отправиться в свой номер. На его кровати валялись вещи. Он, не разбирая, засунул их обратно в саквояж и, сбросив сюртук и сапоги, лег. Эта неожиданная встреча выбила его из колеи. Он так готовился к свиданию с Верой, подбирал слова, собираясь объяснить случившееся между ними недоразумение, а этого даже не потребовалось – девушка держалась с ним ровно, но дружелюбно. Наверное, она уже и сама знала о причинах, по которым он отказался помогать ее матери, и простила его так же, как простили ее бабушка и сестра. Тогда у Кочубеев графиня Румянцева сама подошла к Платону.

– Вы уж простите меня, голубчик, за ту выходку, сами понимаете – горе у нас, – повинилась она. – Все от отчаяния. Теперь-то я знаю, что никому навстречу не идут – таково решение царской семьи, а тогда еще не знала. Вы, наверное, приезжали, чтобы объяснить нам это?

– Да, именно это я и собирался сказать, надеялся уберечь Софью Алексеевну от напрасных унижений, – подтвердил Платон.

– Она все равно через них прошла бы, мать ведь! – вздохнула графиня. – А у вас что, кроме брата никого нет?

Платон рассказал ей о сестрах и о том, как отправил их в то поместье, где они с графиней были соседями. Когда же Румянцева сообщила ему, что Солита теперь принадлежит Вере и сама девушка уже там живет, Платон тут же вызвался передать ей весточку. Предложение приняли с благодарностью. На следующее утро он заехал в дом на набережной Мойки и из рук прекрасной Надин получил письмо для ее сестры. Красавица обворожительно улыбнулась Горчакову, и тут же с четкостью штабного генерала изложила, что он должен не только передать письмо, но и внимательно присмотреться, не терпит ли молодая графиня Чернышева какой-нибудь нужды, а потом, вернувшись в столицу, конфиденциально доложить все Надин, не беспокоя ее бабушку.

Теперь, лежа без сна, Платон гадал, какое же все-таки впечатление он произвел на Веру. Ведь всю дорогу до Смоленска он бесконечно прикидывал, что раз ему нужно жениться, то лучшей невесты, чем связанная с ним общей бедой графиня Чернышева не найти. Подобная перспектива казалась очень заманчивой, но Платон подозревал, что в нем говорит кровь, ведь Вера так походила на его мать. Поверить, что причиной его интереса к молодой графине стало уязвленное самолюбие, он просто отказывался.

«Все нити сходятся к графине Чернышевой, – наконец признал он, – наверное, так угодно судьбе».

Решив больше не навязываться, а встретиться с Верой в имении, он задремал, а на рассвете, пока остальные постояльцы гостиницы еще спали, спустился вниз, чтобы уехать в Хвастовичи.

Вера слышала, как хлопнула соседняя дверь, зазвучали шаги и затихли у лестницы. Горчаков уехал в свое поместье, и ей наконец-то стало спокойнее. Она так и не смогла разобраться в клубке противоречивых чувств, бушевавших в ее душе. Совсем недавно все было так ясно: она любила Джона и, раз тот был для нее недоступен, собиралась посвятить свою жизнь матери и сестрам. Внезапное появление пресловутого кавалергарда спутало все ее мысли. Почему ее так задел вчерашний разговор? Она в нем даже не участвовала. Говорили другие. Почему ей не хотелось, чтобы Щеглов рассказывал князю о ее делах? Вера не только не стыдилась того, что обладает деловой хваткой и работает для своей семьи, наоборот, раньше она этим гордилась. Почему же вчера ей захотелось оторвать капитану его болтливый язык? Да и Марфа отличилась! Зачем было рассказывать первому встречному о шахте?!

«Почему я считала, что Марфа умнее? – недоумевала Вера, вспоминая красивое лицо своей помощницы, с воодушевлением обращенное к Горчакову. – Она ничуть не лучше обычных московских барышень. Те так же делают охотничью стойку, увидев богатого холостяка».

Разочарование оказалось катастрофическим, Вера так и не смогла с ним смириться. Ей показалось, что Марфа заигрывала с новым знакомым, будто и не она совсем недавно умирала по Щеглову.

«Вот и кончилась ее любовь, как только на горизонте появился другой. Правда, он моложе, красивее и богаче, чем исправник, но Марфа могла бы хоть ради приличия не менять так быстро своих пристрастий», – царапнула горькая мысль.