Татьяна Романова - Сизые зрачки зла

Зачем убивать Веру? Это даже вредно, ее нужно использовать, Забрать у нее все: девственность, свободу, волю, даже красоту, только делать это медленно-медленно, смакуя каждое мгновение. Растянуть удовольствие. Хотя нет, это слишком слабо сказано, это будет гораздо более сильное чувство. «Восторг» – вот подходящее слово! Он упьется Верой Чернышевой, а когда опустошит ее до дна, тогда и выбросит! Только он один будет решать, когда для нее в этой жизни погаснет солнце.

Солнце – чудовищно жаркое для весны – почти коснулось верхушек деревьев, а маленькая кавалькада все еще не добралась до границ родного уезда. Хотя путешественники собирались ехать без остановок, но на деле это оказалось тяжеловато, и исправник уже дважды выбирал у дороги тенистые места и устраивал маленькие привалы. Чрезвычайно довольная Вера выбиралась на покрытые яркой майской травой полянки и ходила, разминая ноги, а Марфа быстро накрывала импровизированный стол.

Вера уже поняла, что ошиблась насчет чувств своей помощницы: Марфа всю дорогу трещала лишь о Щеглове. Переборов свою робость, она, как в омут с головой, кинулась в другую крайность – говорила без умолку, причем только о своем кумире. В очередной раз выслушав горячую тираду о том, что Щеглов – лучший мужчина на свете, а Марфа – несчастное, недостойное такого человека существо, подуставшая Вера, посоветовала:

– Делай, что должно и наберись терпения, тогда все и получится. Я сама в это верю, в конце концов, мое имя – Вера.

Марфа сначала не поняла игры слов, но, оценив, засмеялась:

– Да, с таким именем не пропадешь. Отчего мне родители такое имя не дали?

– А вот наша мама позаботилась о благополучии семьи – все добродетели живут в нашем доме. Моих сестер зовут Надежда и Любовь.

Двуколка Щеглова свернула с дороги на маленькую полянку меж цветущих кустов черемухи. Исправник выпрыгнул из нее и крикнул:

– Последний привал, дамы! Больше остановок до самой Солиты не будет.

– Скорей бы! Домой хочется, – откликнулась Вера, и с удивлением поняла, что сказала чистую правду – Солита стала ей домом. Это заметила не только она – за ее плечом раздался хрипловатый низкий голос, и самые простые слова прозвучали с недвусмысленно интимной интонацией:

– Вы, оказывается, любите деревню, ведь как иначе можно считать ее своим домом?

– Люблю, – согласилась Вера, оборачиваясь к Горчакову. – Я готова остаться здесь навсегда, к тому же, так я смогу помогать семье.

– А как же ваши родные? Вы не будете скучать по ним?

– Они смогут приезжать ко мне, а я буду навещать их, но моим домом уже стала Солита.

Она увидела, что князь замялся и замолчал, но не поняла почему. Марфа уже хлопотала, расстилая на траве покрывало, а Щеглов доставал из большой плетеной корзины остатки провизии. Вера двинулась к ним, Горчаковым шел рядом. Наверное, это магия цветущего леса сделала свое дело, или причина оказалась в очаровании красивого мужчины, но Верино сердце дрогнуло. Застигнутая врасплох, она молчала. К счастью, ее спутники этого не заметили – все они весело переговаривались. Марфа обратилась к Вере:

– Я рассказала Петру Петровичу о том, как ваша матушка назвала дочерей, он сказал, что его имя тоже наследственное, а вот меня назвали по святцам. Так у вас и сестер день рождения и именины, получается, празднуются в разное время?

– У нас троих и у мамы тоже – именины в сентябре, а дни рождения, конечно, разные. У меня – шестнадцатого мая, у обеих сестер – осенью.

– Позвольте, так ведь сегодня – шестнадцатое число, – поразился Платон, – у вас день рождения, а мы даже не догадались поздравить!

– Да я и сама забыла, – удивилась Вера, и поняла, почему так случилось – она впервые оказалась в этот день вдали от семьи.

Боль одиночества ударила в сердце, и Вере стало так горько, что слезы сами навернулись на глаза. Она отвернулась, стараясь скрыть их, но было поздно: капли предательски бежали по щекам. Вера вскочила и, прошептав извинение, побежала прочь от места пикника. Она не разбирала дороги и почти налетела на толстую березу, косо растущую на краю оврага.

«Для полного счастья мне не хватает лишь сломанных ног, – с горечью признала она, прислонившись к шершавому стволу. – Совсем одна, да еще и калекой стану…»

Слеза капнула на кусочек отставшей от ствола бересты под ее щекой, и на нем стало расползаться пятно. Вера выпрямилась, вытирая глаза, и услышала шелест шагов за спиной: Горчаков спешил ей на помощь, и был уже совсем близко.

– Можно мне побыть с вами? – просто спросил он.

Как хорошо, что он не полез с утешениями, не стал расспрашивать ее о причинах слез, он говорил буднично, не замечая ее смущения, так, как говорят друг с другом близкие люди, и Вера с готовностью кивнула:

– Да…

– Сколько лет вам исполнилось? Девятнадцать?

– Двадцать, – улыбнулась она сквозь слезы, – вы слишком лестного обо мне мнения. Я старше, чем кажусь.

– Отличный возраст, – не согласился Горчаков, – ваша красота будет цвести еще очень долго, а разум уже пришел в эту прелестную головку. Отсюда и успехи в делах.

– Я давно занимаюсь хозяйством. Последние два года я помогала маме, вела дела. Мне это нравится, а ей – помощь. Ну, а теперь выбирать не приходится. Александр Иванович все отнял.

– А вы с сестрами не думали выйти замуж? Это, возможно, облегчило бы положение семьи, – осторожно спросил князь, и Вере показалось, что его голос странно треснул в середине фразы.

– Надин хочет найти жениха, а Любочка слишком маленькая, – дипломатично сообщила Вера, надеясь, что собеседник не переведет разговор на ее персону. Так и получилось. Горчаков помолчал и извинился:

– У вас день рождения, а у меня нет подарка. Может, вы могли бы принять это кольцо, мне было бы очень приятно, – он снял с мизинца перстень с большим изумрудом и протянул Вере. – Оно принадлежало моей матери, я долго не хотел на него даже смотреть и достал из шкатулки совсем недавно. Вы так напоминаете ее внешне…

– Я не могу, простите. Это слишком дорого, тем более, память о матери. Носите его сами.

Горчаков явно расстроился, но признал ее правоту:

– Извините мою бестактность, я не подумал об этом. Но что же тогда вам подарить? У меня остались лишь экипаж и пистолеты. Выбирайте.

– Пистолеты – отличный подарок, мне хватит даже одного, – засмеялась Вера, – но только вам придется научить меня стрелять.

– Можно это сделать прямо сейчас, – предложил Платон.

Он достал из кармана небольшой пистолет с вензелем на рукоятке и протянул ей. – Пожалуйста, берите.

Металл скользнул по ее ладони, и рука качнулась под тяжестью оружия.

– Ого, тяжелый, – признала она и, ухватив пистолет покрепче, вытянула руку.