Татьяна Романова - В погоне за «Босфором»

– Господи, пусть все теперь надолго останется таким, как есть, – тихо попросил он и перекрестился.

Память тут же подкинула Александру Ивановичу воспоминания о тех несчастных, чьи судьбы стали дровами в топке его честолюбия, и суеверный страх сразу же ткнул его клювом в висок. Неужто придется платить за былые подлости и предательства нынешним своим благополучием?

«Мама всегда говорила, что не нужно делать людям зла, и ничего плохого с тобой не случится, – вспомнил Чернышев. – Но ведь это – иллюзии для дураков. Среди сильных мира сего эти законы не действуют».

Устыдившись глупого суеверия, Александр Иванович отогнал тревожные мысли и направился в спальню жены. Супруга, очень похорошевшая после родов, теперь даже интриговала Чернышева как женщина, и он с любопытством предвкушал, какой он ее сейчас увидит. Жена оправдала наилучшие ожидания: в атласном платье цвета слоновой кости и в роскошном бриллиантовом гарнитуре она выглядела очень достойно, ничуть не хуже, чем признанная красавица – жена Бенкендорфа.

Новоиспеченный граф улыбнулся супруге, и та заторопилась, по-семейному просто попросив:

– Сейчас, Алекс – еще пара минут, и я буду готова. На столе лежит письмо от кузины Софи, на конверте написаны оба наших имени, вскройте его сами.

– Можешь не торопиться, – разрешил Чернышев и взял со стола конверт. На нем действительно значились два адресата – он и жена. Александр Иванович сломал печать и развернул письмо. Софья Алексеевна сообщала, что ее дочь Надежда приняла предложение князя Ордынцева, и венчание состоится завтра в три пополудни в храме Дмитрия Солунского на Страстной площади.

– Что пишет Софи? – полюбопытствовала жена, надевавшая с помощью горничной длинные перчатки. – Надеюсь, что у них все хорошо?

– Лучше не бывает, – отозвался Чернышев, – Софи вторую дочь замуж выдает, нас зовут в церковь, завтра в три часа. Поедешь?

– Конечно, – обрадовалась Елизавета Николаевна, – а кто жених?

– Князь Ордынцев. Самый богатый холостяк в стране, если не считать графа Шереметева – повезло девчонке.

– Не нужно так говорить, Алекс, – попросила его жена, – Надин – прекрасная девушка, она заслуживает счастья, и хорошо, что жених – богатый человек, ведь семья лишилась всего, даже приданое дочерям еще не вернули.

Слова жены так перекликались с размышлениями самого Александра Ивановича, что тот даже испугался такого совпадения.

«Еще не хватало мне стать суеверным, – мысленно пристыдил он себя, но червячок сомнения уже поселился в мозгу, и запретная мысль все же пробилась, вызвав щемящую боль: – Неужели зло, причиненное чужим детям, может вернуться к моим? Но это невозможно! Хотя…»

Чернышев слишком хорошо помнил о своей интриге, так и не увенчавшейся успехом: он не смог добраться до приданого сестер Чернышевых. Но теперь Александру Ивановичу уже не было жалко этих богатств, он получил сразу все: титул, безграничные карьерные возможности и первого ребенка. Пусть родилась девочка, значит, будет и сын – наследник. Не нужно гневить судьбу! Чернышев положил письмо на столик и, предупредив жену, что скоро вернется, поднялся по лестнице на третий этаж – там жили его помощники. Он толкнул дверь в комнату Печерского, тот сидел за столом, занимавшим всю середину маленькой комнаты, и что-то писал.

«Вот это новость! Этот дурак, оказывается, умеет писать», – успел подумать Александр Иванович, и тут вдруг увидел, что Печерский вскочил и быстро перевернул лист. Ну и ну, что это за тайны? Чего Печерскому бояться, если только он не пишет доносов на своего хозяина?..

Доносы! Пелена вдруг спала с глаз Чернышева, и все встало на свои места. Кто ему подсунул этого помощника? Бенкендорф! Вот ему-то и писал Печерский свое послание, и надо думать, что оно было не первым.

«Господи, какое же счастье, что не выгорело дело с приданым! – обрадовался Александр Иванович. – Все осталось лишь на словах. А кому поверят – агенту Бенкендорфа или военному министру? Его слово – против моего».

Пообещав себе, что больше никогда не станет так близко подпускать к себе людей, и история с помощником окажется последней подобной ошибкой в его жизни, военный министр заявил:

– Вы мне больше не нужны. В делах вы совершенно бесполезны, не понимаете простейших вещей! Амбициозные дураки – самые плохие помощники на свете, в чем я на вашем примере и убедился. Идите к Костикову, выписывайте подорожную – вы немедленно возвращаетесь в столицу, а по возвращении я найду вам непыльную должность в архиве, где вы ничего не сможете испортить. Завтра утром чтоб духу вашего здесь не было! Кстати, надеюсь, вы не поверили, что я хочу вашего брака с моей племянницей? Я проверял степень вашей сообразительности и понимания реалий жизни. Ее замужество уже устроено, она станет княгиней Ордынцевой, мы с ее матерью приняли это решение ради блага всей семьи.

Военный министр глянул в землисто-серое лицо своего бывшего помощника и мысленно поздравил себя с тем, что избавился от этой скотины. В глазах Печерского горела такая ненависть, что ошибиться было невозможно. Чернышев развернулся и хлопнув дверью, вышел. В спальне его ждала жена, она взяла Александра Ивановича под руку и поинтересовалась:

– Так мы поедем завтра на свадьбу?

– Конечно, и ты уж подумай о подарке сама – предложил Александр Иванович и похвалил супругу: – у тебя безупречный вкус, только, пожалуйста, не вгоняй нас в непосильные расходы.

Сияющая улыбка жены стала ему ответом. Приятная штука – семейная жизнь!

Поглядев на отъезжающий экипаж военного министра, его бывший помощник плюнул ему вслед и взялся за перо. Времени оставалось мало, а тех, кому он хотел отомстить – много, но Печерский собирался поквитаться со всеми. Ничего, он все успеет, даже если ему придется крутиться, как белке в колесе.

Давненько князю Ордынцеву не приходилось так крутиться, как накануне собственной свадьбы. Понятно, что главным для него оставалось порученное дело, но здесь он смог удачно разделить обязанности: слежку за Печерским поручил Афоне, а сам пытался собрать по московским салонам сплетни о графе Булгари. Дмитрий разделял мнение Щеглова, что искомый шпион, по-видимому, Печерский, но оставалось крохотное сомнение, и его нужно было полностью исключить.

Пока что Паньков, взявший себе в помощники Данилу, справлялся лучше. У Афони все было ясно: Печерский сидел в усадьбе на Солянке и лишь по вечерам выбирался в притон на Хитровке.

У Дмитрия успехи оказались скромнее: о Булгари в Москве сплетничали, что тот повсюду сопровождает супругу генерал-губернатора Новороссии, но интерес вызывал не он сам, а та причина, по которой графиня Воронцова избегала общества мужа. Ничем другим Булгари в обществе не отметился. Одним словом, скромняга, преданный слуга и надежный друг графа Воронцова и его супруги. Оставалось утешаться тем, что все подозреваемые находились в Москве и были хоть как-то подконтрольны.