Николай Норд - Яичко Гитлера

Обладая сими незаурядными качествами, Рома, однако, с трудом сумел окончить обычную школу, едва избежав обучения в заведении для умственно отсталых детей, — и то, благодаря исключительно титульному положению своего папы. Однако в институт родители Рому устроить не осмелились — это была бы маркая неприятность длинной в целых пять лет с непредсказуемым исходом, и поэтому малого определили в культпросветучилище, с преподавателями которого вести диалог, насчет успеваемости любимого чада, было куда как проще. После же окончания последнего, Роману, по его обширным полученным знаниям и профпригодности, идеально подошла должность директора лодочной базы, в коей он успешно и пребывал до сих пор, благодаря толковому семижильному заму — бывшему директору этой же базы, невольно уступившему свое место Роме.

С учетом сложившихся благоприятных обстоятельств, Рому не часто видели на рабочем месте, и он имел массу свободного времени, которое мог транжирить по личному усмотрению, особенно зимой, когда на лодках никто никуда не сплавлялся.

А вот со спортом Роману не повезло, причем, прямо-таки вопреки его небывалой природной силище. В свое время парень еще в школе занялся вольной борьбой, но вскоре был выдворен из секции за чрезмерные успехи — во время соревнований — да и тренировок тоже. Он без особого труда и всякой там техники не только легко клал соперников на лопатки, но и попутно, невзначай, частенько ломал им и эти самые и лопатки, и ребра, и руки, а то и совсем сворачивал шеи. В итоге, от перспективного борца отказались раз за разом все секции, куда он только ни приходил, и лишь поэтому мечта Романа о всемирном чемпионстве так и не осуществилась.

Тем не менее, окончательно со спортом парень не расстался, вернувшись в него, хоть и неофициально, уже лет через пять.

Дело было в том, что, как-то после просмотра японского фильма «Гений дзюдо», Роман положил глаз на борьбу джиу-джитсу, и это время совпало с тем, что данный вид борьбы только что стал возрождаться в СССР после его запрета еще в тридцатые годы. По чьей-то рекомендации, на Дальнем Востоке, в небольшом городке Приморский, Роман нашел какого-то корейца — Петра Кима, большого мастера этой борьбы, и привез в Новосибирск. По некой случайности этот Ким оказался еще более зрелым грандмастером в некой, невиданной доселе в Советском Союзе, национальной корейской борьбе — тхэквондо, и обладателем черного пояса. И эта экзотическая борьба понравилась Роме куда больше, нежели джиу-джитсу.

И работа закипела. Большой зал отдыха на лодочной базе был переделан не в очень большой, но вполне подходящий для тренировок по этому самому загадочному тхэквандо. Буфет с пивом ликвидировали, справедливо решив, что для спортсменов эта пенная жидкость весьма бесполезна, а место пивных бочек заняли тренажеры для будущих спортсменов и прочих качков. Далее, на базе общества «Водник», организовали секцию по корейской борьбе, замаскировав ее по документам под все ту же пресловутую джиу-джитсу. Дали высокую зарплату Киму, которого, по совместительству, кроме тренерской должности, провели по документам мотористом базы.

Однако возможность прикоснуться к технике, морали, культуре и этикету тхэквондо, мог далеко не каждый, и это стоило для новобранцев еще и денег, причем, немалых. Этот финансовый поток, оформляли как вступительные и ежемесячные добровольные взносы. Правда, в приходных ведомостях спортобщества этот поток сужался до размеров жалкого ручейка, но разве деньги когда-нибудь просто так пропадали? Тем не менее, желающих попасть в полусекретную секцию было немало, хотя, с другой стороны, и не просто — все равно, что негру из Зимбабве в какой-нибудь Сицилийский семейный мафиозный клан — отбор был жестким, через систему строжайших рекомендаций.

По слухам, на базе даже проводили некие подпольные бои, но поскольку никаких трупов не было выявлено — не было и дела, которое могли бы завести правоохранительные органы, которые предпочитали ничего о лодочной базе не знать.

Несмотря на все эти благие дела, Роме, как и в прежние времена, опять не повезло — соперников для него не находилось, кроме как самого сенсея, с коим Рома и тренировался и спарринги проводил. Естественно, учитывая все эти обстоятельства, почему бы Роме было не считать себя крутым малым и пупом всей земли?

…— Да хоть бы и я! — напыжился Рома, и попытался придать своему лицу выражение непреходящей значительности.

Николай, в целом, глубоко безразлично относился к Роману, однако сейчас ему было бы гораздо приятнее слышать, как стекло царапает по железу, нежели лицезреть его декадентскую рожу. И он раздраженно сказал:

— Знаешь что, Рома, давай-ка забирай косметичку и вали отсюда подобру-поздорову! Не знаю, что там тебе Нелька наплела, но мне глубоко плевать на брехню твоей сучки!

— Сучки, ты сказал!? Ты назвал Нинель сучкой, говнюк? И ты не хочешь после этого перед ней извиниться? Да я из тебя сейчас отбивную сделаю, мудак ты драный! — И Роман решительно надвинулся своей медвежьей тушей на Николая. — Это не Нинель, это Ксюха твоя — сучка срана…

Договорить Роман не успел — оглушенный ударом кулака в лицо, он стал оседать вниз по стенке, тряся головой, словно зверь, выскочивший из воды, и разбрызгивая по стенам капли крови, полившейся из его носа. Его спесь моментально прошла, он как-то сразу весь сдулся и безоговорочно принял из рук Николая полотенце, прижав его к расквашенному носу.

— А у тебя крепкий кулак, — прохрипел Роман, — ничего себе! Ты, кажись, мне сломал нос…

— В следующий раз я сломаю тебе голову! А нос твой целый, я не сильно ударил, — внимательно посмотрев на лицо Ромы и не обнаружив на нем характерных «очков» вокруг глаз, которые мгновенно образуются при переломе носа, добавил Николай.

— Какого черта ты взъерепенился? — поднял на Николая Роман, вмиг покрывшиеся сеточкой красных сосудиков, глаза.

— Никогда не оскорбляй мою жену! Никогда не говори про нее гадости! Она порядочная женщина! — чеканным слогом, словно вбивая гвозди, проговорил Николай.

— Не знаю, какая там порядочная, — вжимая голову в плечи, начал Рома, — но только вчера, когда тебя не было дома, ей звонил какой-то мужик…

Николай усмехнулся:

— Ну и что? Это, наверное, из Союза художников кто-то…

— Нет, не из Союза — извини-подвинься! Это уж точно. Я слышал на выставках, как тамошние ребята к ней почтительно так обращались: «Ксения Анатольевна, Ксения Анатольевна!» — будто к академику, куда тебе с добром! Ну, иногда, кто постарше — просто «Ксения». А мужик вчера называл ее «Сенюрой».

Рассказывая свою историю, Роман, казалось, упивался тем, что мог подцепить Николая — хотя бы так он мог отыграться за свое унижение.