Николай Норд - Яичко Гитлера

Еще в комнате находился двустворчатый шкаф. Кира распахнула его и Николай, увидел на полках детские распашонки, чепчики, комплекты детского белья, простынки, крошечные ботиночки и туфельки на ножку младенца и много чего иного, что может понадобиться молодой маме при рождении малыша. Но одна вещь в комнате заставила его поежиться — на подоконнике стоял маленький, полированный гробик. Николай не успел осмыслить его здесь присутствие, ни спросить об этом Киру, как та заговорила сама:

— Вот смотри! — она подвела Николая к кроватке, где, совершенно голенький лежал спящий годовалый ребенок. — Это наш Сашенька! Возьми его, только осторожно.

У Николая непроизвольно открылся рот — несмотря на свое пасмурное состояние, Николай был ошеломлен, увидев малыша. У Васильевых был ребенок, и они ему ничего не сказали! Но как же беременность? Он никогда не видел Киру с животом!

Николай взял ребенка и с ужасом посмотрел на Киру. Ребенок был мертв! Это оно ощутил по холодности и одеревенелости его тельца. В это время тот открыл голубые глазки и заплакал, смешно сморщив личико.

— Покачай его, пожалуйста, может, заснет! — продолжала с восторгом наставлять Николая Кира.

Николай подумал, что от горестной напряженности последних дней у него у самого поехала крыша. Вспомнив, как когда-то он убаюкивал своего грудного сынишку, он прижал холодного малыша к груди, слегка покачивая его и напевая мотив убаюкивающей песенки. И только сейчас до него дошло, что это все же не настоящий мальчик, а кукла, искусно изготовленная из какого-то мягкого и гибкого пластика, максимально копирующего цвет кожи и упругость живого младенца. В этот момент из куклы брызнуло прямо в лицо Николаю. От неожиданности он чуть было не выпустил пупса из рук.

— Ну вот, обделался, маленький безобразник, описал дядю Колю. Пойдем в ванную, пойдем, мой дорогой, пойдем мой маленький! — взяла Кира у Николая пупса под мышки и понесла его на вытянутых руках. Уже выходя из комнаты, сказала ему: — А ты пока сними пиджак, пусть обсохнет, да тоже — сходи, умойся.

Николай провел рукой по мокрому подбородку и приблизил ее к носу — ничего особенного, вода как вода. Он вытер лицо и руки платком и вышел следом за Кирой, снял в гостиной пиджак и повесил его на спинку стула. Увидел, как Кира, кутая пупса в полотенце, вернулась в детскую, прошел в ванную и на всякий случай умылся. Потом вернулся на свое место.

Вскоре вернулась Кира, она выглядела счастливой и умиротворенной.

— Уложила, наконец, спать мальчика, — сказала она, сев напротив Николая. — Знаешь, Коля, все вроде бы у нас с Вовой хорошо, но иногда мне почему-то кажется, что Сашенька наш не настоящий, — сказала Кира, исподлобья глядя на него и готовая вот-вот взорваться.

Николай попытался безмятежно улыбнуться, но это не обмануло Киру.

— Это моя жизнь, Коля, и она разбита на куски. А теперь, вот, и твоя тоже, и я тебя понимаю… — Кира улыбнулась кривой грустной усмешкой. — Поймешь ли ты меня? Тебе Вова что-нибудь рассказывал, что у нас произошло в Ленинграде?

— Так, в общих чертах.

— А что конкретно?

У Николая и так было настроение хуже некуда, ко всему прочему, сегодня он коснулся некоего тайного, безумного и гнетущего куска жизни Васильевых и не хотел лезть в темные дебри чужих судеб. Но он понимал, что сегодня все сплелось в какой-то адский клубок: Кира устала от своей страшной тайны, устала от затворничества, ей жаль Николая, и ей надо выговориться без контроля со стороны мужа, и только поэтому он поддержал тему:

— Ну, что ты была самая красивая на курсе, что Володя долго тебя добивался, что ему пришлось постепенно отшить всех твоих поклонников…

— Отшить? — это мягко сказано! Вообще-то я к Володе изначально была равнодушна — ну парень и парень, ни плохой, ни хороший. Таких много. Но ты же знаешь, я была детдомовка, мне всегда не хватало простого человеческого тепла. А Вова был со мной так терпелив, так за мной ухаживал, сносил все мои колкости, даже издевки. Он меня покорил этим своим терпением, вниманием, подарками, любовью. В конце концов, я уступила, и мы поженились, тем более что, несмотря на массу поклонников, я всегда оставалась одна, в пустоте. Уж и не знаю, как этого Володя добивался, но не успевал кто-то попытаться сблизиться со мной, как через день-другой его, как ветром сдувало. В общем, сыграли мы в студенческой столовой свадьбу и сразу переехали с ним из общаги, где мы жили порознь в разных комнатках, на съемную квартиру и зажили неплохо. В смысле материально. Такая жизнь для нас, студентов, была довольно дорогой, уж и не знаю, откуда Вова деньги брал, но он никогда нигде не подрабатывал.

— Да это странно, — согласился Николай, вступивший в беседу лишь для успокоения женщины, — у матери он денег не просил, да и ко мне за помощью не обращался. Но не воровал же!

— Вова говорил, что какой-то родственник в Ленинграде ему помогает, но я его ни разу не видела, а он не знакомил. Впрочем, мне это было неинтересно, да и не в этом дело. Понимаешь, жили мы так, жили, и я вдруг влюбилась. По-настоящему. В одного артиста из Ленкома, фамилию не скажу, даже имя, но оно было тогда на слуху, и ты его знаешь, по крайней мере, по фильмам. Ты не слышал эту историю?

— Нет — ничего…

— И ты меня не будешь упрекать?

— А кто я такой, собственно говоря?

Кира часто задышала.

— Давай, выпьем еще, может, я успею тебе все рассказать до прихода Володи, пока в настроении. Потом, наверное, уже не захочу этого никогда.

— Может, Кира, не надо? — спросил Николай, беспокоясь, что с собеседницей случится истерика или припадок из-за тяжелых воспоминаний.

— Надо! — упрямо, как капризный ребенок выпалила Кира. — Тогда ты поймешь, что не один ты такой несчастный. Кто-то, может, и больше страдает!

— Хорошо, — согласился Николай, только можно мне сделать один срочный, приватный звонок? Это по поводу Ксении.

— Ну, конечно! Звони.

Николай прошел в другую комнату, набрал номер телефона, положил трубку назад и стал вслух имитировать телефонный разговор. Сам же в это время нашел в домашней аптечке геронтол — лекарство, которое он лично заказывал для Ксении через одного своего бывшего соперника на ринге из Америки. Ныне этот парень был успешным профессионалом, и с ним у Николая завязалась искренняя дружба, несмотря на поражение американца. Это лекарство снимало стресс, и Николай подумал, что сейчас надо держать его поблизости. Он положил пластиковую баночку в карман и вернулся к столу.

— Есть какие-то новости? — спросила его Кира.

— Пока ничего обнадеживающего.

— Ты меня извини за те слова, ну, ты понимаешь, о чем я. Я вовсе не хотела тебя обидеть, — помолчав, сказала Кира и улыбнулась кривой и грустной усмешкой. — Давай забудем. Лучше наливай, мне потом легче будет рассказывать.