Николай Норд - Яичко Гитлера

— Мой сын из-за вас когда-то в бокс пошел, только ничего хорошего из этого не вышло — ему там пару раз морду начистили, он и бросил. И то дело — хоть с мозгами остался, и теперь институт кончил, а так бы…

Заведующий базой осекся, поняв, что сказал что-то не к месту, и сразу же перевел разговор в деловое русло:

— Вся наша документация за прошлые годы хранится в Областном управлении культуры, но вам там никто ее не даст. Однако лично для вас я готов съездить туда и во всем разобраться.

— Так поехали, я на машине.

Заведующий посмотрел на наручные часы.

— Сегодня не успеем, уже половина четвертого, а там до пяти работают. Да к тому же просто так к нашим бабам там не подступишься, пока лясы с ними поточишь, комплимент сделаешь, шоколадку или духи подаришь, пока искать будут — то да се. Давайте завтра с утра все сделаем.

— Нет, это поздно, в моем случае время совершенно не терпит.

Возникла тягостная, молчаливая пауза, во время которой Павел Петрович отчаянно чесал затылок, и Николай слышал, громкий, казалось, набатный, стук дятла в лесу, словно бьющий прямо ему в голову.

— А давайте, я жену кликну, она у меня тут и за повара, и прачечной заведует. Может, она что вспомнит.

Павел Петрович неуклюже поднялся со стула и подошел к открытому окну.

— Лида, Лидуся! — закричал он в окно.

Откуда-то снаружи дома послышался женский недовольный голос:

— Ну, что тебе? У меня тут тесто пухнет!

— Бросай его к чертовой матери, давай иди сюда быстрей!

— А что такое?

— Говорят, иди сюда! Дело срочное.

— Да уж иду, иду…

Николай в это время бессмысленно блуждал взглядом по кабинету, но вдруг его глаза зацепились за цветную фотографию, стоящую в рамке на столе. Там, на фоне дачных домиков в лесу, был заснят Павел Петрович среди двух женщин. Одной из них была дородная, совершенно безликая тетка, в кудряшках на крупной голове и со слоновьими ногами, а другой — хрупкая, довольно милая, чернобровая девушка, лет восемнадцати, с двумя толстыми, короткими косицами, лежащих на плечах, и обряженная в изумительное кремовое платье, совершенно не предназначенное для дачного отдыха.

Николай вздрогнул и даже привстал с места, он схватил фотографию и стал ее внимательно рассматривать. Именно в этом платье была Ксения в тот день, когда они познакомились! Спутать ни с каким другим его было невозможно, его она привезла из Парижа, и оно было не какое-нибудь там «прет о порте», а «от кутюр» фирмы Пьера Кардена. И подарил платье Ксении, вместе с точно таким же, но только розовым, в блестках, сам маэстро — тогда он купил одну из картин Ксении, а в знак признания ее таланта одарил этими эксклюзивными платьями, специально для нее пошитым и стоящих целого состояния.

Поступил он так потому, что деньги и драгоценности давать советским людям было нельзя, все равно их потом забирало государство, а взамен выдавало небольшой процент чеками. Вот и придумал такой подарок. Платья ведь не отнимешь. Ксения сама Николаю об этом рассказывала.

Потом он видел это кремовое платье на ней еще раза два, но вскоре после того, как они поженились, оно исчезло из ее гардероба. Тогда Николай не придал этому никакого значения, но теперь это стало для него важным.

— Кто эта девушка и откуда у нее это платье? — тыча пальцем на фото, взволнованно спросил он Павла Петровича, когда тот вернулся к столу.

— О, эта наша с Лидой дочка! Ветреная девчонка, я вам скажу, несчастная дуреха. Мы отослали ее учиться в Москву, чтобы вдали от нас она набралась ума, а она в этой Москве вышла замуж и показала нам нос. С тех пор мы ее как не видели! Иногда только письма соизволит писать или позвонит. А насчет платья я ничего сказать не могу, тряпки — они и есть тряпки, одним словом. Это по бабьей части, вы лучше у жены моей спросите, она лучше знает. Вот если бы Вы захотели поговорить со мной по поводу катеров или моторных лодок, тогда бы я мог с вами побеседовать с удовольствием, у меня у самого катер «Прогресс». Хотите, можем вечерком покататься по реке, рыбку половим?

— Нет, извольте…

В этот момент в кабинет, переваливаясь, вошла женщина, в белом халате, поварском колпаке, со следами муки на руках и просторная, как русское поле. Ее круглое лицо имело нездоровый цвет сырой картошки. В ней Николай узнал женщину с фотографии.

— Лидусик, — с приторной улыбкой обратился к ней Павел Петрович, — тут у нас посетитель — знаменитый боксер, Север Николай! Это из-за него когда-то наш Ванька в бокс пошел, помнишь? Надо, одним словом, помочь товарищу.

«Лидусик», которая, понятное дело, ничего такого не помнила, кивнула крупной головой, казалось, росшей прямо из плеч, так, словно хотела этим сказать, мол, мне этот драный бокс и все эти боксерские знаменитости — до лампочки.

— Откуда у вашей дочери это платье? — спросил Николай, показывая на снимок в рамке.

— А-а, — то знатное платье! Как же, помню! Тут у нас три или четыре сезона назад одна сладкая парочка отдыхала — мужчина, уже в возрасте, холеный весь из себя такой, вроде, казах на вид, и дамочка молодая с ним. Уж они тут повеселились! Ящик шампанского с собой привезли, да-а! Он, видно, был мужчина не бедный. Они эти два дня, пока отдыхали тут, хлестали шампанское так, словно у них был медовый месяц. Впрочем, возможно, так оно и было, хотя он ей в отцы годился. А что касается платья, то девушка прожгла на нем дырку на подоле, когда они за своим домиком шашлыки жарили. Вот после этого она платье моей дочурке и отдала, да. Видите, вон на подоле розочка такая малэнька нашита — это там дырка от искры была, и нам, видите, для симметрии и с другой стороны пришлось розочку такую же пришить.

— А имена их вы помните?

Женщина прикусила в раздумье губу и оставила след помады на зубах.

— Вот по именам — давно дело было, запамятовала.

— Не эта ли девушка? — Николай показал поварихе фотографию Ксении.

— Да, вроде, она. Красавица, что и говорить! Только тогда она моложе была и волосы, вроде, темнее, — не берусь утверждать точно. Я вам так скажу, мил человек, — такие молодые и красивые девчонки совершенно приканчивают мужчин, которые знают, что их время на исходе… — на этих словах она осеклась, и благодушие исчезло с ее лица. — А кто она вам приходится? Уж не…?

— Студенткой моей была когда-то, — прервал ее Николай, сказав первое, что пришло в голову.

— Упустил, значит, мил человек, упустил девку! Что ж, такое бывает. Меня Павлуша в шестьдесят шестом тоже едва не упустил, — ласково погладила Лида широкой пятерней по сивому чубу мужа, оставив на нем мучное пятно. — Я тогда на заводе работала, а тут приехал к нам за оборудованием один джигит с Кавказа и чуть меня не покрал. Тот еще красавец был — орел черноокий! Там такая драка была, вы бы только видели, до ножей дошло, но Павлик меня отбил, не дал увезти в горы!