Светозар Чернов - Три короба правды, или Дочь уксусника

– Квартиру на четвертом этаже нанимает их превосходительство господин Кобелевский.

– Это что еще за фрукт? – спросил Артемий Иванович.

– Их превосходительство академиком по ученой части состоит, червяков в микроскоп свидетельствует.

– Кроме курьеров с дипломатической почтой посыльные с корреспонденцией у бразильцев бывают?

– Посыльные ходют, но это, одначе, надо к швейцару. Да только к нашему швейцару вам ни к чему, тотчас к хозяевам побежит.

– А к этому академику посыльные ходят?

– Ни разу не видал.

– Это облегчает дело. А возможно ли знать, к кому идет посыльный, чтобы швейцара не беспокоить?

– Да уж и не знаю как! Разве что с лестницы подслушивать.

– А много ли народу к бразильцам ходят?

– Да в миссию чтобы ходили – ни разу не видал, на бразильцов, кажись, в Питере не богато, а вот к послу пару раз офицер гвардейский захаживал.

– Много ли прислуги у посла?

– У него есть камердинер, тоже басурманин, который и по-русски говорить не может, а также переводчик при миссии и консульстве, именем Игнатий Педрович Лабурда. Говорит, что сам он из наших, из русских, курьером прибыл из Бразилии с письмом о назначении посла, да так и остался толмачом.

– И оба живут при посланнике?

Дворник ответил утвердительно.

– А еще кто-нибудь имеет доступ в квартиру посланника?

– Только из флигеля немка ходит прибирать, Марта Гунхен, два раза в месяц полотеры ходят, раз в неделю часовщик – заводить часы, да трубочист из артели Шольце.

– И не подберешься к нему… – покачал головой Артемий Иванович.

– Тут надо как-то на лестнице самой устроиться, чтобы слыхать было, если кто поднимется. А от квартиры академика можно и разговор с посыльным услыхать, надо ли ему ответ ждать или можно идти.

– А ты соображаешь! – сказал поляк.

– Только там у их превосходительства полкан-с на площадке.

– Какой еще полкан?

– Он пса там, в конуре держит, пиявок ему для опытов ставит. Академику покойничек Федор Кондратьевич разрешил, я за полтинничек дерьмо за этим полканом убираю.

– Ну, пойдем, посмотрим на твоего полкана.

Савва Ерофеич провел их через парадное крыльцо. Света внизу не было. В огромном лестничном камине ярко пылало здоровенное полено, при свете которого дородный немец-швейцар читал отпечатанную готическим шрифтом брошюрку «Как самому ввинтить электрическую лампу или проложить провод с безопасностью для своего здоровья».

– Ты бы, Густав Карлович, сказал управляющему, чтобы электротехнического мастера вызвал. А то неловко перед жильцами: третий день света при входе нету.

– Я ходил, – ответил швейцар. – Говорит, денег в конторе нет. Вот, дал лампу, – щвейцар показал на картонную коробку, лежавшую на полу. – «Ввинти, говорит, сам».

– Ну так возьми стремянку да ввинти.

– Я и читаю, как это делается, – с достоинством сказал немец.

– Ну, читай, читай, – покачал головой дворник. – Видать, вечером лестницу мести буду, опять тут у тебя коленку зашибу.

Выше первого этажа свет, к счастью, был. Площадки были отгорожены от лестницы прозрачной стеной с дверью – на третьем этаже из толстого бемского стекла, а на втором и на четвертом – из обычного зеленоватого оконного. У квартиры бразильского посланника стояли шикарные пальмы и драцены в кадках, а в других этажах топорщилась за стеклом плебейская аспидистра в горшках. На последних двух лестничных маршах изменился и ковер – ступени были покрыты зашарканными кусками, отлежавшими свой срок внизу. На верхней площадке между двумя аспидистрами в деревянных ящиках действительно стояла настоящая дощатая конура, а перед ней пустая глиняная миска. Из конуры показался собачий нос и принюхался.

Открыв стеклянную дверь, Артемий Иванович вошел, наклонился к носу и дотронулся до него грязным пальцем.

– Влажный, значит – здоровый. А я хотел ему хлебушка дать. Теперь не дам.

– Строг, но справедлив, – отметил поляк.

– И правильно, – согласился дворник, запихивая валенком нос обратно в конуру. – И так уж гадить горазд.

Внезапно, без звука поворачиваемого ключа или грохота крюка, распахнулась квартирная дверь, и на площадку выскочил невысокий человек с большой головой и огромной русой бородой.

– Что вы тут делаете?! – взвизгнул он.

– Пса инспектируем, – с угрозой ответил поляк.

– По какому праву?! Мне разрешено домовладельцем!

– Мы из Санитарной комиссии, – поляк сунул под нос академику пропахшую карболкой бумагу, свидетельствовавшую о занятиях ее владельца дезинфекторством. – Нам домовладельцы – не указ.

– Собаку на живодерню, а вас сейчас в дезинфекторскую при части, – сказал Артемий Иванович. – А квартиру окурить серой. Немедленно.

– Что??

– Собака пана академика, – вмешался поляк, – является носителем холерных вибрионов, и как таковая подлежит уничтожению. Самого пана академика также надлежит подвергнуть карантину при части, о чем и говорил мой помощник.

– Невежество! Да что вы понимаете в бактериологии!

– А нам и не надобно понимать, – заявил Артемий Иванович. – Ну что, оформлять все акты? Дворник, сходи за понятыми.

– Какое вопиющее безобразие! Я буду жаловаться! Как ваша фамилия?

– Вот, – поляк подал академику открытый лист. – Удовлетворен ли пан Кобелевский?

– Более чем, – предательская дрожь в голосе академика выдала его испуг с головой.

– Приятно иметь дело с образованными людьми, – сказал Фаберовский, не сдержав ухмылки, а Артемий Иванович топнул ножкой и приказал:

– Несите сюда два стула да ломберный столик и убирайтесь. В ближайшие две недели на улицу выходить только через черную лестницу!

Дверь захлопнулась, щелкнул замок, грохнул накидываемый крюк, захлопнулась вторая дверь, и все стихло, только явившаяся в мгновение ока мебель неприкаянно стояла рядом с конурой.

– Хорошее местечко для наблюдения, – подвел итог поляк, усаживаясь на один из стульев. – Если посыльный будет задержан для получения ответа, мы успеем спуститься вниз и перехватить его у подъезда, чтобы уже вести дальше. А ты, Савва Ерофеич, будешь нам самовар приносить.

– Эх, и заживем генералами! – сказал Артемий Иванович, доставая папироску из портсигара.

Закурить он не успел – внизу раздался услужливый бас швейцара, звякнули шпоры и кто-то стал подниматься по лестнице.

– Тс-с-с! – сказал поляк.

Дворник проворно спрятался за собачью будку. Пес в будке глухо заворчал.

– Уж не к профессору ли? – шепотом спросил Артемий Иванович.

– Не думаю, – так же шепотом ответил Фаберовский. – Офицер какой-то, судя по звону шпор.

Офицер поднялся до третьего этажа и позвонил в дверь поверенного в делах. Оба агента застыли, превратившись в четыре всеслышащих уха.