Гийом Прево - Семь преступлений в Риме

Я полз на четвереньках, моля, чтобы передо мной не оказалась яма. Дрожь пробегала по телу: Форлари уже убил шесть человек. А я сейчас был один, без оружия, измотанный, затерявшийся в мрачных катакомбах.

Я ощутил под рукой камень, который был тверже и острее других, и до боли сжал его в пальцах. Так просто я не позволю себя убить.

Свет исходил из погребальной пещеры справа. Тихо, очень осторожно я заглянул в нее: она была на удивление красива, красивее тех, что нам попадались раньше. Стены, свод — все было расписано. На стенах выделялись большие красные фрески, написанные на белой обмазке: слева — умножение хлебов, справа — вода, брызнувшая из скалы под рукой Моисея, напротив — стадо овец у ног пастуха. Было в стенах и много ниш-могил, а над одной из гробниц была высечена арка.

Под ней, в глубине, находился Гаэтано. Он стоял на коленях спиной ко мне, возле себя он поставил светильник, а сам искал что-то в саркофаге.

— Я не ошибся, — бормотал он. — Она здесь! Она все время была здесь!

Он встал с колен, держа в руке свернутую ткань. Встряхнув, он расправил ее. Я затаил дыхание. Сомнений не было: «Вероника»! Полотно с отпечатком Святого Лика было у него!

Какое-то время убийца рассматривал Святой Лик, то же самое бесстрастное и таинственное лицо, может, чуть потусклее, нежели то, другое. Да и ткань была более ветхой. Затем, подняв светильник, Форлари поднес язычок пламени к уголку покрывала.

Не раздумывая я бросился к нему.

— Нет! — вскричал я. — Только не это!

— Синибальди?! — воскликнул он, схватив кинжал. — Что все это…

В голосе его слышался гнев, смешанный с сожалением.

— Один раз я пощадил вас. Я только хотел, чтобы вы не мешали мне, но…

Мой взгляд заметался между кинжалом и огнем, пожиравшим край покрывала.

— Так именно это вы искали, а? Вот она! Смотрите же, как она горит!

Он поворошил ткань кинжалом, чтобы она сильнее разгоралась.

— Надо же, вы хотели обмануть меня копией! «Вероники» у вас нет, нет и солдат над катакомбами… Глядите, как она запылала!

Действительно, пламя уже касалось бороды Христа. Собрав все силы, я швырнул в негодяя камень, который держал в руке. Он угодил в предплечье Форлари, и тот уронил реликвию.

Потрясая кинжалом, он медленно двинулся ко мне. А Святой Лик вовсю пылал на полу.

— Жалкий глупец! — зарычал он.

Одним прыжком он бросился на меня, и мы покатились по пыли. Я отчаянно отбивался, но он был тяжелее меня и сильнее. Лезвие кинжала несколько раз полоснуло меня по плечу и шее. Я извивался как мог, но он коленями прижимал меня к земле, и я уже не мог пошевелиться. Около саркофага горела «Вероника».

Гаэтано занес надо мной кинжал; наши взгляды встретились. На краткий миг мне показалось, что в его глазах мелькнула нерешительность. Возможно, в тот момент он вспомнил о моем отце, о том, как тот вытащил его из застенков Сант-Анджело. В его глазах все перемешалось: страх, испытываемая им признательность, ненависть…

Кинжал с силой обрушился на меня. Но каким-то чудом он вдруг описал кривую и высек искры из каменного пола.

Глаза Форлари расширились, на лице появилось изумление. С недоверчивым видом он слегка закачался надо мной, затем, словно падающая башня, рухнул вперед. Из его спины торчала головка эфеса меча.

— Он… она… — выдохнул убийца. Потом повисла тишина.

Высвобождаясь, я оттолкнул его голову. Гаэтано был мертв.

Капитан Барбери, подхватив меня под мышки, помог мне встать.

— Гвидо! Гвидо, мой мальчик, с тобой все в порядке?

Пошатываясь, я приходил в себя, одежда моя была забрызгана кровью, по щекам текли слезы.

В двух шагах от меня, в глубине склепа, лежала маленькая кучка пепла, оставшаяся от святыни.

Вечером, после событий в катакомбах, Лев X собрал в Капитолии магистрат и представителей городского населения. Он сделал важное сообщение о том, что убийца, чьи преступления потрясли весь город, раскрыт и был убит после длительной погони и оказанного им вооруженного сопротивления. Преступника звали Гаэтано Форлари, он занимал должность служителя в библиотеке Ватикана и, как установлено, был сообщником обжигальщика извести Гирарди. К большому несчастью, Витторио Капедиферро, успешно проведший расследование, погиб при задержании убийцы. Он положил конец ужасным преступлениям.

На следующий день состоялась церемония выноса Святого Лика, и реликвию торжественно пронесли по городу до Сан-Спирито. Многочисленные верующие благоговейно вглядывались в Лик Христа; некоторые находили, что он был необычайно светел…

Приободренные после смерти убийцы, удовлетворенные возросшим авторитетом папы, вовлеченные в вихрь веселого карнавала, римляне успокоились. Позабылись все заговоры и призывы к мятежу.

И в последующие дни, недели, месяцы, годы тщательно оберегалась тайна, связанная с этим делом. Все гравюры Иеронима Босха сгорели при пожаре, все послания убийцы были утеряны, и никто больше никогда не видел мемуаров Платина.

Спустя какое-то время стали исчезать и некоторые действующие лица. Розина Форлари пережила своего племянника на девять месяцев, а старик Аргомбольдо, окончательно обезумевший, скончался чуть позже.

В сентябре 1516 года библиотекарь Ватикана Томмазо Ингирами оступился на лестнице, упал, разбив при этом голову, и умер.

Кардинал Бибьена, вскоре назначенный папским легатом при дворе французского короля, в ноябре 1520 года вернулся в Рим и тихо угас. Поговаривали, что его отравили, но то были лишь слухи. За несколько месяцев до него скончался Рафаэль.

Последние годы Льва X были отмечены расколом Церкви во главе с Лютером и распространением реформизма. Ко дню кончины папы — 1 декабря 1521 года, в возрасте сорока шести лет — последний представитель Медичи на папском престоле оставил Церковь разобщенной, потерявшей управление, а папство — истощенным долгами. С тех пор на, казалось, незыблемо едином древе христианства выросли три ветви…

Что же касается доблестного Барбери, которому я обязан жизнью, — кстати, это служило ему немалым утешением за то, что он не смог уберечь моего отца, — он двенадцать лет честно исполнял свой долг в Доме полиции. Погиб он от руки одного из наемников Карла V во время захвата Рима в 1527 году.

Иероним Босх (а может быть, следовало называть его Ван Акеном?) отдал Богу душу летом 1516 года. Художник так и не узнал о безумствах, навеянных его произведением.

До конца дней своих Леонардо да Винчи был моим другом и примером для подражания. Оправившись от наших похождений, он рассказал мне, как кардинал отговорил его от поездки в Савойю. Бибьена, боявшийся бунта, упросил его сделать не отличающуюся от оригинала копию Святого Лика. Хорошо еще, что мэтр когда-то однажды присутствовал при выносе покрывала святой Вероники… Под строжайшим секретом — даже папа не должен был этого знать — он изготовил подделку, которую впоследствии продемонстрировал Гаэтано. Засохшая кровь, найденная мной в Бельведере, похоже, использовалась при написании копии. Если судить по улыбке, с которой он смотрел на радующихся римлян, мэтр был весьма удовлетворен своей работой.