Фиона Маунтин - Бледна как смерть

Ерунда какая-то!

– Вы ничего обо мне не знаете.

– Тем не менее я прав, не так ли? Относительно первоклассной школы? Можете расценивать это как комплимент. Вы прекрасно говорите. У вас есть стиль. Осанка. Что о вас писали учителя в характеристике?

– Я не помню.

– Нет, помните. Спорю, что в классе вы всегда были лучшей. Вы стремились к признанию, ко всеобщей любви...

Наташа чувствовала на себе его пристальный взгляд. Ей не нравилось, насколько близок к правде он был.

– Образцовая ученица? Впереди большое будущее? Это они писали?

Ей хотелось заставить его замолчать, сбить с него спесь.

– Знаете, – она ослепительно улыбнулась, – вы попали пальцем в небо. Может, они и говорили, что я способная. Способная, но иногда слишком проницательная. Так что в этом мы с вами очень похожи.

Он снова сосредоточился на фотоаппарате.

– Ну, так что она вам сказала?

Наташа инстинктивно солгала:

– Пока ничего.

– Вы меня удивляете.

Он перекрутил кадры назад и снова протянул ей фотоаппарат.

На снимке был ее профиль, снятый без ее ведома с близкого расстояния.

Несмотря на то что она не успела накраситься, постоянно забывала вовремя поесть и всю последнюю неделю мучилась бессонницей (после расставания с Маркусом), она выглядела очень хорошо: тяжелые, цвета темного золота волосы собраны свободным узлом на затылке, от влажного воздуха мелкие пряди у лица превратились в завитки. Большие миндалевидные глаза, четкий овал лица, маленький нос, высокий чистый лоб. Лицо, которое она никогда до конца не воспринимала как свое.

Наташа сидела напротив Адама у огромного камина, в котором горел огонь, под балками из черненого дуба, в гостинице «Фокс» в Литтл Бэррингтоне. Кроме трех путешественников в туристских ботинках, водонепроницаемых куртках с капюшонами и рюкзаками, и юной пары в нише, запивающей жареный картофель красным вином, в зале никого не было; до любого города было достаточно далеко, поэтому волна неизменных предрождественских корпоративных вечеринок сюда не докатилась. На маленьком столе перед Наташей и Адамом стояли водка с тоником, пинта «Доннингтона» и коктейль из белого вина с содовой для Бетани, которая сушила волосы в дамской комнате.

– Вы делаете фотографии для журнала?

– Для выставки. В Оксфорде.

Адам непрерывно курил, поставив локти на стол. Рукава его вельветовой куртки были длинноваты, они наполовину закрывали пальцы. На манжетах рубчики ткани стерлись.

– Идея – сделать серию фотографий в стиле прерафаэлитов. Если хотите, актуальная версия их полотен, в современном интерьере.

– А разве Джулия Маргарет Камерон [2]этого не сделала?

– Совершенно верно.

Эти слова были произнесены снисходительным тоном. Наташа даже удивилась, почему задает так много вопросов. Она напомнила себе, что это встреча с клиентом, и изобразила на лице подобающую случаю профессиональную улыбку.

– Творчество прерафаэлитов оказало влияние на работы Камерон, однако она была их современницей, – небрежно бросил Адам. – Никто за последние более чем сто лет не делал подобного, и я думаю, что результат будет интересным.

– Работы каких художников вы взяли за основу?

– Бетани больше всего хотела позировать в образе Офелии , потому что на оригинальном полотне изображена Лиззи Сиддал. Лиззи – ее навязчивая идея. – Он ссутулился на скамье. – Кроме того, мы не планируем делать точные копии картин. Скажем так, фотографии, композиции которых навеяны сюжетами, вдохновившими прерафаэлитов. Такие, знаете ли, мифологические, сверхъестественные, средневековые темы. Что-то в этом роде.

– Я вижу в вас Россетти двадцать первого века.

Действительно, в темных одеждах, с волосами настолько длинными, что пряди касались вельветового воротника, он походил на жителя девятнадцатого, а не двадцать первого века. Наташа с сожалением признала, что именно это вызывает интерес и привлекает ее.

Он поднял бокал с пивом, сделал глоток.

– Меня всегда интересовали идеи братства прерафаэлитов. Тайные общества...

– Меня тоже. С тех пор как прочитала «Таинственную семерку». – Она улыбнулась, но ответной улыбки не увидела.

– Я организовал такое общество, когда учился в колледже. Обычно мы собирались по вечерам и сидели при свечах, выпивая литры кофе или вина, слушали музыку и разговаривали об искусстве, литературе и философии. Это был хороший способ привлечь девушек.

– Еще бы. – Она сделала паузу. – Мысль организовать выставку просто великолепна. Оксфорд – идеальное место, ведь этот город многое связывает с прерафаэлитами.

Из уборной вернулась Бетани. Вокруг серых глаз были наложены тени, губы подкрашены бледно-розовой помадой. Она проскользнула на место рядом с Адамом и прижалась к нему. Он повернулся к ней, секунду пристально вглядывался в ее профиль, будто ожидая ответной реакции, но, даже почувствовав его взгляд, Бетани не захотела встретиться с ним глазами – уставившись прямо перед собой, она потягивала вино. Адам сердито допил пиво. Он встал, объявив, что идет к барной стойке, чтобы взять себе еще пива, и спросил Наташу, заказать ли ей коктейль. Та сказала «нет» раньше, чем успела задуматься, а действительно ли она не хочет спиртного.

Бетани посмотрела вслед уходящему Адаму. Наташа поняла этот взгляд. В нем была любовь, смешанная с грустью. Он заставил ее почувствовать нежное беспокойство о девушке.

– Вы бы лучше выпили виски.

Бетани сложила ладони лодочкой и подышала на них.

– Или лучше чашку горячего чая. Не думаю, что мне когда-нибудь удастся согреться.

– Может, поменяемся местами, чтобы вы были ближе к огню?

– Спасибо, – Бетани подошла и села на деревянный стул около камина. Наташа заняла ее место на скамейке.

– Вы сказали тогда, – напомнила Наташа, – что ваша фамилия на самом деле не Маршалл.

Бетани пребывала в нерешительности, как будто сожалела о проявленном доверии.

– Я думаю, что моей прародительницей была особа по фамилии Маршалл. Я не знаю ее имени, знаю только, что оно начиналось на букву «Джей». По-видимому, ее отец был врачом и дружил с прерафаэлитами. Ко мне попал ее дневник. Его мне оставила бабушка.

Легкая дрожь в голосе девушки заставила Наташу почувствовать по отношению к ней еще большую теплоту.

– Очень интересно. Адам говорил, что вы интересуетесь жизнью Лиззи Сиддал. Причина этому – дневник?

– Думаю, да. Мне хотелось бы когда-нибудь написать ее полную биографию. – Она повертела стакан, держа его за дно. – Я недавно предприняла кое-какие исследования...

– Одна из сотрудниц Государственного архива исследовала молодые годы Лиззи Сиддал, черпая сведения из переписки, справочных книг, свидетельств знавших ее людей, ее собственных произведений. Стоило бы ей позвонить.