Наталья Бессонова - В рабство – на экскурсию

— Бред! Бездарный спектакль! Наш брак давно уже — пустая формальность, не ликвидированная вовремя! Пойми, наконец, что у меня своя жизнь и твое присутствие в ней нежелательно. И мой дом — не проходной двор!

— Ну, я бы не сказала, что это просто формальность! — как-то двусмысленно произнесла Татьяна, стоя в дверях зала и стараясь, чтобы эту фразу услышала Надежда. Впрочем, разговор был настолько громким, что не услышать было невозможно и без ее особых стараний. — И совсем даже не формальность!

Надя закончила сервировку.

— Прошу всех к столу, — пригласила она.

Юрий вышел из спальни в полотенце, виновато и удивленно посмотрел на Надежду, но она старалась не встречаться с ним взглядом.

— Ах, какой стол! — преувеличенно восторженно воскликнула Татьяна и схватила пластик колбасы с красиво оформленной тарелки. Надя отметила про себя, что дамочка и сама руки не помыла, и ребенка не заставила это сделать.

— А это… гостья у тебя или служанку нанял? — съязвила блондинка.

— Все сказала? — спросил Юрий. — Яда много еще осталось? — Он хотел еще что-то добавить, но промолчал.

Теперь полковник был в новой шелковой рубашке, которую Надежда для него погладила, и в элегантных черных джинсах. Выглядел он просто шикарно. Все уселись за стол, немного удивленные спокойствием и невозмутимостью, которые демонстрировала Надя. Но это было кажущееся спокойствие…

С виноватым выражением на лице, не глядя на нее, Юрий разлил вино в бокалы, девочке плеснул немного сока.

— Дядя Юла, а мама сказала, что ты мне сказку почитаешь! — проговорила малышка.

— Мама тебе сама почитает, дома, — сухо ответил «дядя Юла».

Девочка обиженно сквасила пухлые губки.

— Ну что, с днем рождения тебя, милый! — провозгласила Татьяна, поднимая бокал.

— Ну что, с днем рождения тебя, милый! — повторила Надежда с невозмутимой улыбкой на лице.

Юрий сидел за столом, обхватив голову руками. К своему бокалу он не притронулся и на поздравления не отреагировал.

— Пойдем, я тебе почитаю, — предложила Надежда, взяв девочку за руку. Ей не доставляло особого удовольствия общество жены любимого, а слушать эту семейную ссору было и вовсе невыносимо. Под недоуменные взгляды ругающихся супругов Надя вывела девочку из зала.

— Тебя как зовут? — спросила она.

— Малина! — пролепетала малышка, следуя за Надеждой в спальню.

Сидя на заправленной кровати, Надя читала Марине книжку Сутеева «Сказки и картинки» с рисунками автора. Девочка внимательно слушала, доверчиво прижимаясь к «чужой тете», рассматривая красочные странички и стараясь не пропустить ни слова. Из зала доносился громкий разговор Юрия и Татьяны.

— У меня деньги кончились! — слышался из соседней комнаты крик блондинки. — Квартиру-то дочери он купил, а деньги приносит два раза в год… еще и расписки требует, — жаловалась она.

— Купил квартиру? Тогда почему бы твоему сыну не пожить в той квартире, которую я вам оставил?

— Там квартиранты! Надо же нам на что-то жить!

— На работу не пробовала устроиться?

— Да кто меня возьмет! Сколько я не работала-то!.. Или мне идти на рынок торговать?.. Да и ребенком должен кто-то заниматься!

— Ну а я-то тут причем? От меня ты что хочешь?

— А я все еще твоя жена! — истерично кричала Татьяна.

— По документам! А фактически мы давно чужие люди. Ты меня не слышишь? Впрочем, как и всегда. Кстати, а ты знаешь, как таких жен называют?

— Не хами! — взвизгнула оскорбленная дамочка.

— Так мне самому на развод подать?

— Но я хочу сохранить семью! Мне надоело зависеть от этого эгоиста!

— Таня, о сохранении семьи тебе надо было шесть лет назад задуматься! Если вообще она была — семья…

— Но ты же должен меня понять! Надо уметь прощать! Ты же всегда был великодушным!

— А-а, так тебе нужно мое прощение? Я тебя прощаю, — спокойно произнес Юрий.

Надежда дочитывала уже четвертую сказку. Терпение ее подошло к концу. Бурные объяснения в соседней комнате не утихали. Татьяна, похоже, уходить не собиралась.

— Ну, хватит, Марина. Посиди здесь тихонько, деточка, книжку посмотри. А мне пора идти, — сказала Надежда.

— К себе домой? — спросила Марина.

— Да, детка, к себе домой, — с горечью в голосе ответила женщина.

— К своим деткам?

— К своим деткам, — грустно улыбнулась она.

Марина уселась в большое кожаное кресло.

— Передай, пожалуйста, это колечко дяде Юре, когда я уйду, — попросила Надежда, отдавая девочке подаренный Юрием в Стамбуле перстенек.

— Пеледам, — пообещала малышка.

Надя быстро собрала свои вещи и, стараясь не шуметь, вышла из квартиры. У нее не осталось сил выносить этот кошмар. Истеричный крик Татьяны доносился даже на лестничную площадку.

Не чувствуя под собой ног, зашла в лифт. Обида сдавила горло. В груди — там, где раньше она чувствовала теплый комочек счастья, — теперь образовались холодящая невесомость и пустота. Слезы катились из глаз, но Надежда их не замечала. Вышла из подъезда, направилась в сквер, расположенный неподалеку: надо было где-то проплакаться, успокоиться и прийти в себя после случившегося. Посидела на скамейке, пытаясь собраться с мыслями, после чего направилась к шоссе, не замечая тяжести сумки. Она шла в нарядном платьице, в босоножках на высоких каблучках, с прической, уложенной красивыми кудряшками, такая, какой хотела быть на ожидаемом праздничном ужине с Юрием. Слезы застилали глаза и теплыми струйками текли по щекам. Чемодан с подарками катился на колесиках, подпрыгивая на неровностях тротуара. Раздалась мелодия ее мобильного телефона. Она не стала отвечать. В каком-то жутком оцепенении добралась до метро, спустилась в подземку, доехала до станции «Комсомольская», знакомыми переходами прошла к перрону Казанского вокзала и вспомнила, что у нее нет билета.

Ее мобильник, не переставая, наигрывал мелодию вызова: это была «Шутка» Баха, которую она сама выбрала недавно. «Какая ассоциация… шутка, — подумала Надежда, — так это была шутка! Ну, ладно… переживем».

В кассе Казанского вокзала купила билет на ближайший поезд.

«Ну, вот и домой. Закончились мои приключения! И детективные, и романтические. Вот все и встало на свои места, — с горечью решила женщина, — а я-то размечталась, дура! Уши развесила! Наивная! Пора понять уже, что сказок в жизни не бывает!»

Через три часа она лежала на верхней полке в полупустом купе.

«”Любовь… когда ничего не страшно и не стыдно! … когда не предадут… когда верят”, — вспомнила она цитату Экзюпери. — Все это в идеале! А еще Маленький принц говорил: ”…когда даешь себя приручить, то потом случается и плакать”, и это почему-то со мной куда чаще бывает!»

Наконец ей надоело себя жалеть. Она смотрела в окно на привокзальные постройки, на остающиеся позади — как во времени, так и в пространстве — московские виды.