Александр Охотин - Айболит в законе

Войдя в квартиру, я прошёлся по комнатам, удивляясь обилию пыли, накопившейся за время моего отсутствия. Большие настенные часы молчали, укоризненно глядя на меня сверху вниз.

— Совсем забросил жилище, хозяин, — укорил и я сам себя.

Потом забрался в любимое кресло и долго сидел, покуривая и лениво наблюдая, как молодая луна лукаво подмигивает мне из-за облаков. Вопреки Наташиным пророчествам, мне было хорошо и уютно в своём одиночестве, наполненном равнодушным созерцанием неба, воспоминаниями о прошлом и грустью, лёгкой, как осенняя паутина.

Зимнее солнце неторопливо вставало над городом. Огромный рыжий шар, весь в морозной дымке, щедро разбрасывал вокруг весёлые лучи света. Они лезли в глаза, назойливо отражались бликами в чашке с чаем и норовили затеять игру с клубами табачного дыма, плавающими на моей кухне. Я задёрнул шторы, приоткрыл форточку и почесал затылок, составляя план грандиозного сражения под названием «генеральная уборка». Необходимость в этом мероприятии назрела давно, и откладывать его дальше было бессмысленно. Я вздохнул и отправился на поиски тряпки. Глаз привычно зацепился за трещинку на потолке, угол отставшего листа обоев и начавшую желтеть краску на подоконнике. Громко бурча под нос нелестные отзывы в адрес нерадивого хозяина и притворяясь перед самим собой, что не имею к нему никакого отношения, я нашел, наконец, тряпку. Потом клятвенно пообещал, что следующий отпуск обязательно посвящу ремонту, и отправился вытирать пыль. Задача оказалась не из лёгких. За время моего отсутствия пыль успела аккумулироваться в какие-то грязно-серые хлопья. Они взлетали в воздух от малейшего движения, уворачиваясь от тряпки и как будто издеваясь надо мной.

Телефонный звонок застал меня под диваном, куда я только что протиснулся и теперь, чихая и ругаясь, ожесточённо елозил там мокрой тряпкой. Я вздрогнул, ударился головой, взвыл и замер, неторопливо размышляя: стоит вылезать из-под дивана или нет? С одной стороны, стоит, конечно, потому что звонить мне мог только Горенец. А с другой… С другой стороны, я понимал: если сейчас вылезу наружу, то обратно меня уже не загонишь. Телефон умолк, и я заработал с удвоенной энергией, зная, что Олег от меня не отстанет. Так оно и вышло. Минут через десять, когда я, покончив с приборкой, чумазый и довольный, любовался творением своих рук, телефон вновь взорвался гневной чередой трелей. Я снял трубку.

— Саня, ну где ты ходишь? Звоню уже десятый раз, — обиженным голосом приврал Горенец.

— Ну, так уж и десятый, — усомнился я.

— Не будем спорить, — вывернулся он. — В общем, ты готов?

— Нет, но буду готов минут через десять. К чему, кстати?

— К труду и обороне, — он зло засопел в трубку. — Ты помнишь наш вчерашний разговор?

— Помню, помню, — успокоил я его. — Где встретимся?

— Давай у Богдана. Мне туда надо по делам заскочить, и тебе рядышком.

— Как у Богдана? — удивился я. — Он что, дома после ранения отлеживается?

— Нет, конечно. Его вчера в Москву спецрейсом отправили. Вся семья тоже с ним. Кроме Наташки. Ей пришлось остаться.

— Зачем?

— Видишь ли, имущество Богдана, фирмы, счета в банках и так далее — всё по завещанию в случае его смерти или недееспособности переходит к Наташке. Грамотно придумано, а?

— По-моему, глупость какая-то, — с сомнением произнёс я. — Что Наташа может понимать в таких вопросах? Смех один. И почему именно она? У Богданова ещё сын есть.

— Ничего ты, Саня, не понимаешь, — Олег обиделся так, будто сам был автором этой дурацкой, на мой взгляд, затеи. — Сын-то у него есть, но вялый он какой-то, всё больше компьютерами интересуется и прочей дребеденью. А Наташка — девчонка боевая, своего не упустит.

— Ну-ну, — протянул я.

— Ладно, через десять минут жду, — Олег отключился.

Двери в Богдановские апартаменты мне открыли только после длительного изучения в объектив видеокамеры. Дурачась, я скорчил страшную рожу, и дверь тотчас распахнулась.

— Извините, док, только сейчас узнал, — без тени улыбки сказал скучный тип, лениво взирая на меня сверху вниз.

— Мне нужен Горенец. Где он?

— Да где-то здесь. — Тип всё так же лениво махнул рукой в сторону анфилады комнат.

Стать моим провожатым он явно не стремился. Пожав плечами, я приступил к самостоятельным розыскам. Побродив по комнатам и никого не найдя, я уже было собрался крикнуть «ау, Горенец!», как вдруг совсем рядом послышался Наташин голос. Обрадовавшись, я свернул на звук и оказался в Богдановском кабинете.

— Уф, — сказал я, входя и отдуваясь. — Чуть не потерялся в вашем дворце. Здравствуй.

Наташа обернулась и посмотрела на меня, чуть приподняв бровь. Я смутился и кашлянул.

— Вообще-то, я Горенца искал. Договорились здесь встретиться.

— Он в столовой. — Наташа показала куда-то в сторону, продолжая смотреть на меня с недоумением.

— Ага, — кивнул я, не трогаясь с места.

Сколько мы с ней не виделись? Сутки? Двое? Она

сильно изменилась за этот ничтожный промежуток времени, стала взрослее и как-то строже. Лёгкая морщинка на переносье, вонзаясь в нежную кожу, делала её до странности похожей на отца. В глазах замерли, мерцая, огоньки напряжённой решимости. Человек, в глазах которого поселяются демоны, играющие такими вот огоньками, способен на многое. Мне стало немного не по себе.

— Наташа, поверь, мне очень жаль, что так вышло. — Дежурная фраза показалась мне пустой, как скорлупа гнилого ореха.

Она отвернулась, зябко кутаясь в пуховый платок.

— Видит бог, всё наладится, — я мучительно пытался подобрать нужные слова. — Владимир Борисович обязательно поправится, он и не из таких передряг выходил победителем. А пока его нет, за него посчитаются…

— Кто посчитается? — Она резко обернулась, заставив меня слегка отшатнуться. — Ты?! Тоже мне, неуловимый мститель нашёлся. Ладно, мы с тобой уже обсуждали этот вопрос. Не вижу смысла возвращаться к нему. А тебе советую поторопиться и покинуть наш дом. Можно ненароком под очередной обстрел угодить. — Её губы сложились в едкую усмешку.

Позади меня кто-то громко захрюкал. Я обернулся. Незамеченный мною человек в кресле у двери продолжал издавать странные звуки, считая их, видимо, смехом. Я пригляделся к нему и решил, что он мне не нравится. Лет двадцати пяти — двадцати шести, одетый в дорогой, безукоризненно сшитый костюм, с холёным лицом, он приподнялся с кресла, небрежно протягивая мне руку с мерцающим на ней дорогим перстнем.

— Наташа, а это что ещё за князь Мышкин? — удивился я, не торопясь пожимать протянутую руку.

— Э-э… Валяев, Денис Андреевич, финансист, — пробормотал он, явно сбитый с толку непривычным для него обращением.