Барбара Мертц - Последний верблюд умер в полдень

Ну, что случилось с Хиксом, всем известно. (Махди уничтожил его армию, Гарджери, вопреки всем ожиданиям, кроме разве что моего). Но сведения об этом дошли до Каира только спустя долгое время после отъезда Форта. Всё, что я мог сказать ему тогда — что я посетил район, который, уверен, и был Напатой, и что, мягко говоря, это не то, что следует выбирать для медового месяца.

«Неужели ты действительно собираешься взять свою невесту в такое примитивное, охваченное лихорадкой, опасное место?» — настойчиво требовал ответа я.

Но Форт уже испытывал воздействие четырёх или пяти дружеских бокалов. Он одарил меня пьяной ухмылкой.

«Дальше, Эмерсон. Гораздо дальше».

«Мероэ? Это ещё дальше и опаснее, чем Джебель-Баркал [28] Джебель-Баркал — скала высотой в 98 метров в извилине Нила в северной части Судана, носившей в древности имя Нубии. Обозначает местонахождение Напаты — столицы древнего государства Куш. . Ты свихнулся, Форт!»

«И опять ошибся, Эмерсон. — Форт наклонился вперёд, опершись локтями о грязный стол, и уставился на меня горящими глазами. Я чувствовал себя Свадебным Гостем, и ничуть не был бы удивлён, увидев висящего у него на шее альбатроса [29] Баллада С. Т. Колриджа «Сказание о Старом Мореходе» (1798 г.). Старый Мореход рассказывает одному из Свадебных Гостей о том, как убил альбатроса (спасавшего моряков и показывавшего им дорогу в безопасное укрытие). После этого он был принуждён носить убитую птицу на шее, как знак своей вины. . — Что случилось с королевской семьёй и знатью Мероэ после падения города? Куда они исчезли? Ведь ты слыхал арабские легенды о сыновьях Куша, которые шли в сторону заходящего солнца, на запад, через пустыню — к тайному городу…»

«Истории, легенды, вымыслы! — воскликнул я. — Они не более достоверны, чем сказка о короле Артуре, которого три королевы унесли на остров Авалон, или о том, как Карл Великий спит под горой вместе со своими рыцарями». [30] Авалон — мифический остров, куда, по легенде, был унесён эльфами король Артур, тяжело раненный в последней битве. Карл I, прозванный Великим (742–814) — король лангобардов. По преданию, в одной из укромных пещер горы Унтерсберг Великий Император спит сладким сном в окружении своего войска и многочисленного двора. Раз в сто лет Карл просыпается и отправляет своего слугу-гнома проверить, что творится наверху. Если гном возвращается и докладывает, что видел воронов (по другой версии — желтоклювых альпийских дроздов), летающих над Унтерсбергом, то Великий Король снова засыпает крепким сном. А в другом варианте легенды Карл со своим войском окончательно пробудится ото сна, когда его борода трижды обернётся вокруг стоящего неподалёку мраморного стола.

«Или легенды Гомера о Трое», — ответил Форт.

Я проклял и его, и Генриха Шлимана [31] Генрих Шлиман (1822–1890) — немецкий предприниматель и археолог-самоучка. Принято считать, что он обнаружил развалины Трои, руководствуясь лишь гомеровскими эпосами «Илиада» и «Одиссея» , чьи открытия поощряют таких безумцев, как мой друг. Форт слушал, ухмыляясь, как обезьяна и шарил в карманах пальто — я думал, ищет трубку. Вместо этого он достал маленькую коробочку и протянул её мне, широким жестом приглашая поднять крышку. Когда я её поднял… Пибоди, ты помнишь коллекцию Ферлини [32] Джузеппе Ферлини (1797–1870) — итальянский врач и авантюрист. Занимался непрофессиональными раскопками, погубив ряд памятников. Вывез из Египта множество драгоценностей, впоследствии купленных музеями Берлина и Мюнхена. в Берлинском музее?

Будучи застигнута этим вопросом врасплох, я покачала было головой, но тут же воскликнула:

— Ювелирные изделия, привезённые Ферлини из Мероэ полвека назад?

— Именно. — Эмерсон вытащил карандаш из кармана и принялся рисовать на скатерти. Гарджери, отлично знакомый и с этой привычкой, и с моей реакцией на неё, ловко подсунул лист бумаги под карандаш. Эмерсон закончил эскиз и вручил рисунок Гарджери, который, внимательно изучив его, передал следующему, сидящему за столом, как блюдо с овощами. — Я увидел золотой браслет, — продолжал Эмерсон. — Он состоял из урея [33] Урей — стилизованное изображение египетской кобры, аналогичное изображению на короне фараона , бутонов лотоса и алмазов различной формы, и был инкрустирован красной и синей эмалью.

Взглянув на лист, Уолтер нахмурился.

— Я видел литографию ювелирного изделия, похожего на это, Рэдклифф.

— В «Denkmaler» Лепсиуса [34] Карл Рихард Лепсиус (1810–1884) — немецкий археолог и египтолог. Одна из главных его работ — двенадцатитомник «Denkmaeler aus Aegypten und Aethiopien» («Памятники Египта и Эфиопии», 1849 г.) , — отозвался Эмерсон. — Или в официальном путеводителе по Берлинскому музею, 1894 года издания. Браслет того же типа, с аналогичными украшениями, был найден Ферлини в Мероэ. Я сразу же обнаружил сходство, и первое, о чём подумал — браслет Форта также родом из Мероэ. Туземцы постоянно грабили пирамиды со времён Ферлини, надеясь найти другие клады. Но проклятая вещица была практически в первозданном состоянии — несколько царапин здесь и там, парочка вмятин, а эмаль была так свежа, что, казалось, браслет создан совсем недавно. Всё говорило о том, что передо мной современная подделка — но как у фальсификатора оказалось золото такой чистоты, что его можно было согнуть пальцами?

Я спросил у Форта, где он раздобыл этот браслет. И получил в ответ нелепейшую историю — у некоего местного оборванца, который предложил Форту отвести его туда, где полно подобных сокровищ. Сам клад, мол, находится в западных пустынях, в тайном оазисе, где высятся огромные здания, подобные храмам Луксора, и живёт удивительная раса магов, носящих золотые украшения и совершающих кровавые жертвоприношения зловещим богам… — Эмерсон покачал головой. — Можете себе представить, как я издевался над этой абсурдной историей, особенно когда узнал, что несчастный туземец страдал лихорадкой, от которой и скончался через несколько дней. Мои аргументы не оказали никакого влияния на Форта: тот уже был изрядно пьян. И когда я, наконец, бросил все попытки отговорить его от этого сумасшедшего плана, то понял, что не могу оставить Форта одного. Поздно ночью, да ещё в этом районе, его неизбежно изобьют и ограбят. Поэтому я предложил проводить его до гостиницы. Он согласился, сказав, что очень хотел познакомить меня со своей женой.

Миссис Форт ждала его, но явно никак не предполагала, что вместе с ним появится незнакомец. Она была завёрнута во что-то пушистое и белое, отороченное колышущимися кружевами и оборками — вероятно, свадебный наряд. Изысканное создание не более восемнадцати лет от роду; огромные голубые глаза, подёрнутые поволокой, кудри цвета золотой осени, кожа, белее слоновой кости. И холодная. Ледяная дева. В ней было не больше человеческого тепла, чем в статуе. Они представляли удивительный контраст: Форт с его румяным, сияющим лицом и гривой чёрных волос, и бледно-серебристая жена — воплощение Красавицы и Чудовища. Я представил, как эта изысканно-белая кожа обгорит и огрубеет под тучами песка, как эти сверкающие волосы потускнеют на солнце — и небом клянусь, Пибоди, я чувствовал только жалость, подобную той, которую испытываешь, видя обезображенное произведение искусства, нечеловеческую жалость. Но не к этой женщине. То, что я чувствовал, целиком относилось к Уилли Форту. Держать подобную замороженную статую в своих руках, в своих… м-м… Ты-то понимаешь меня, Пибоди.