Барбара Мертц - Последний верблюд умер в полдень

Он задохнулся на полуслове. Кровь бросилась ему в лицо.

Я знал, о чём он подумал. Я всегда знаю, о чём думает Эмерсон: духовная связь, объединяющая нас, чрезвычайно сильна. Мрачная тень Гения Преступлений [43] См. третий и четвёртый романы серии — «Неугомонная мумия» и «Лев в долине». , нашего старого заклятого врага-мстителя, всегда будет преследовать нас — особенно меня, поскольку я (к моему искреннему удивлению, ибо я весьма добропорядочна) внушила страсть этому извращённому, но блестящему уму.

— Нет, Эмерсон! — воскликнула я. — Этого не может быть. Разве ты не помнишь, что он обещал больше никогда…

— Обещание, данное змеёй, ничего не стоит, Пибоди. Всего лишь часть плана…

— Вспомни своё обещание, Эмерсон. Ты никогда больше…

— Да чтоб ему провалиться, — пробормотал Эмерсон.

Хотя и не понимая (по крайней мере, я надеялась, что не понимает), о чём мы говорим, Эвелина тактично сменила тему.

— Объясни, дорогой брат, что ты хочешь найти в Мероэ, и почему не можешь работать в Египте, как раньше? Я очень тревожусь, когда думаю о том, какому риску вы с Амелией подвергаете себя.

Эмерсон ответил, продолжая дёргать воротник, как будто тот душил его:

— Со всех точек зрения, древний Гуш — неизвестная цивилизация, Эвелина. Единственный квалифицированный учёный, исследовавший эту местность — Лепсиус, но всё, что ему оказалось по силам — описать представшее его глазам в 1844 году. Наша задача гораздо важнее: составить точный перечень памятников и надписей до того, как время и кладоискатели полностью их уничтожат.

— Особенно надписей, — нетерпеливо вмешался Уолтер. — Шрифт происходит от египетских иероглифов, но язык не был разгадан. Когда я думаю о скорости, с которой этим записям суждено бесследно исчезнуть, я испытываю желание отправиться с тобой. Вы с Амелией не сможете…

При этих словах Эвелина тревожно вскрикнула и схватилась за руку Уолтера, как будто тот собирался немедленно отправиться в Африку. Эмерсон успокоил её со своей обычной тактичностью.

— Уолтер вырос мягким и дряблым, Эвелина. Он и дня не протянет в Нубии. Суровый курс физических занятий — вот что тебе требуется, Уолтер. Если ты как следует поработаешь зимой, я разрешу тебе сопровождать нас в следующем сезоне.

В такой дружелюбной и оживлённой беседе прошёл целый час. Мужчины попросили разрешения закурить трубки, и это разрешение было немедленно получено: Эвелина была слишком мягка, чтобы отказать в просьбе любимому, а я даже и не мечтала отучить Эмерсона от привычки творить в собственной гостиной всё, что ему заблагорассудится. (Хотя в определённых случаях приходилось просить об отсрочке тех или иных действий до достижения определённой степени уединения.)

Наконец я подошла к окну вдохнуть глоток свежего воздуха. Облака рассеялись, лунный свет залил лужайку нежным серебром. Я стояла, восхищаясь красотой ночи (вообще, я очень люблю природу), но мирные грёзы прервал резкий треск. За ним быстро последовали второй и третий.

Я обернулась. Мои глаза встретились с глазами Эмерсона.

— Браконьеры, — сказал Уолтер лениво. — Хорошо, что малыш Рамзес спит. А то уже выбежал бы наружу…

Но Эмерсон, двигаясь с быстротой пантеры, уже выбежал наружу. Я последовала за ним, задержавшись лишь на миг для краткого объяснения:

— Не браконьеры, Уолтер. Стреляли из пистолета. Оставайся с Эвелиной.

Подтянув малиновые оборки, я бросилась вслед за мужем. Он не успел далеко уйти. Я нашла его на лужайке перед домом, где он стоял, глядя в темноту.

— Ничего плохого не вижу, — буркнул он. — Откуда доносились эти звуки?

Мы не сошлись во мнениях. После довольно оживлённой дискуссии, в ходе которой Эмерсон твёрдо отверг моё предложение — разделиться, чтобы побыстрее обыскать более широкую площадь — мы отправились в том направлении, которое я предложила: к розарию и небольшому пустырю за ним. Поиски мы вели тщательно, но ничего не нашли. Я уже собиралась присоединиться к требованию Эмерсона подождать до утра, а затем продолжить поиски, но тут до наших ушей донёсся грохот колёс какого-то экипажа.

— Туда! — воскликнула я.

— Да это фермерский фургон отправляется на рынок, — отозвался Эмерсон.

— В такой час? — Я устремилась через лужайку к поясу деревьев, ограничивавшему нашу собственность с севера. Трава была настолько мокрой, что я не могла достичь обычной скорости передвижения в хлипкой вечерней обуви, а Эмерсон стремительно шёл вперёд, игнорируя мои требования подождать. Когда я догнала его, он уже прошёл через ворота в кирпичной стене — боковой вход в поместье — и неподвижно стоял, глядя на что-то на земле.

Обернувшись, он протянул руку и удержал меня.

— Остановись, Пибоди. Это одно из моих любимых платьев. Я не хотел бы видеть его испорченным.

— Что… — начала я. Но продолжать не было никакой необходимости. Мы стояли на границе с деревьями. Узкая дорожка, используемая для телеги и фермерских фургонов, бежала вдоль стены. На изъезженной земле переливалась огромная лужа жидкости — чёрной, как чернила, в лунном свете, гладившем её поверхность дрожащими серебряными пальцами. Но жидкость не была чёрной. При дневном свете она сверкала бы совершенно иным цветом — таким же, как и мои яркие малиновые юбки.

С бросающимся в глаза отсутствием интеллекта, отличающим эту профессию, наши местные полицейские отказывались верить, что было совершено убийство. Они согласились со мной, что ни одно живое существо не могло бы пережить потерю такого количества жизненно необходимой жидкости. И объявили: по этой причине есть все основания предполагать, что преступление было совершено в отношении одного из низших животных и, следовательно, не является преступлением — во всяком случае, не убийством. Когда я указывала, что браконьеры редко используют ручное оружие, они только вежливо улыбались, покачивали головами — не по поводу этого очевидного факта, но при мысли, что простая женщина могла различить звуки различных выстрелов — и спрашивали, ещё вежливее, почему мой гипотетический убийца забрал с собой тело своей жертвы.

Возразить было нечего. Не было обнаружено никакого тела и ни единого пятна крови. Очевидно, что преступник погрузил тело в фургон, грохот колёс которого и слышали мы с Эмерсоном, но приходилось признать, что без corpus delicti [44] Сorpus delicti — состав преступления; вещественное доказательство (лат.) моя версия выглядела чрезвычайно слабой.

Эмерсон не поддерживал меня с пылом, на который я имела полное право рассчитывать. Особенно его вывело из себя моё предположение, что несчастье было так или иначе связано с семьёй Фортов. Я уверена, что читатель, как и любой здравомыслящий человек, непременно согласится с этим выводом: два таинственных события в один и тот же вечер не могут быть не связаны. Но, тем не менее, я ошибалась. Когда по моему настоянию навели справки, то оказалось, что оба — и лорд Блэктауэр, и его внук — находятся в полном здравии и совершенно не понимают причины моего беспокойства.