Барбара Мертц - Последний верблюд умер в полдень

Последние слова он произнёс со странной интонацией, но мне так хотелось услышать эту историю, что я не стала задавать вопросов.

— Ну так начинай, — потребовала я. — Последнее, что я помню — ты мягко положил меня на песок и рухнул рядом.

— Рухнул? Ничего подобного, дорогая моя Пибоди. Я просто решил немного передохнуть. И, должно быть, малость задремал. Когда я открыл глаза, то не мог им поверить — ко мне стремительно приближалось облако песка, поднятое копытами скачущих верблюдов. Я заставил себя встать: друзья передо мной или враги, демоны или люди — но я намеревался потребовать от них помощи. Они увидели меня, отряд свернул, и один всадник выехал вперёд. Он чуть не наехал на меня, прежде чем я узнал его, и я искренне убеждён, что исключительно удивление заставило меня… э-э… на некоторое время потерять контроль над собой. Когда я очнулся, вокруг меня столпились люди в накидках и капюшонах. Один из этих людей поливал водой моё лицо. Нет смысла упоминать, Пибоди, что я тут же повернулся, чтобы убедиться, что о вас с Рамзесом тоже позаботились. К твоим губам подносил чашку Кемит собственной персоной.

Вскоре его оттеснил другой, чьё лицо было закрыто белоснежной вуалью, занявшись тобой с таким авторитетным видом, что я и не подумал вмешиваться. Хотя мой мозг буквально кипел от разных вопросов, я оставил их на потом; наиболее важным было спасти тебя, моя дорогая Пибоди. После взволнованного обсуждения приняли решение доставить нас на место как можно быстрее, ибо ты нуждалась во внимании и уходе, недостижимых в тамошних условиях. Рамзес тоже был в плачевном состоянии, хотя и не таком серьёзном, как твоё. Я видел, как его взял на руки один из всадников, затем помог уложить тебя на удивительно хитроумно сконструированные носилки, которые прикрепили к верблюду, а потом мы отправились в путь. Я ехал рядом с Кемитом и смог частично удовлетворить своё любопытство.

Он не оставил нас; он принял единственно возможное решение для того, чтобы нас спасти. И первыми его словами были просьбы простить его за то, что он слишком долго задержался. Жизнь во внешнем мире, как он выразился, ослабила его; он смог пробежать всего пять миль! Те, кто должен был его встретить, ждали в оазисе — вот что означал водный знак на карте: настоящий оазис с глубоким колодцем. Кемит повёл их обратно по тропе на полной скорости, и если когда-либо спасение приходило в самый последний момент…

Но после того, как мы покинули оазис и отправились, чтобы преодолеть последний участок дороги, были минуты, моя дорогая Пибоди, когда я боялся, что спасение пришло слишком поздно. Твой врач, если можно так назвать его, продолжал обтирать тебя, чем-то смазывать и заливать в горло какие-то смеси. Ты была в ужасающем состоянии, и я не осмеливался вмешиваться, ибо не мог предложить ничего лучшего. Единственное, что я мог сделать, к дья… набраться терпения и ждать…

— О, мой любимый Эмерсон! — прижалась я к нему. — А если это был яд?

— Нет. — Эмерсон обнял меня ещё крепче. — Но только прошлой ночью я уверился, что ты вне опасности. И опять заболеешь, Пибоди, если не отдохнёшь. Я удовлетворил твоё любопытство…

— Даже и не начал! — воскликнула я. — Откуда Кемит знал, что в оазисе его ждали? Эти люди — потомки знати и царской семьи древнего Мероэ? Что это за место? Как ему удалось остаться неизвестным?

— Ответы на твои вопросы займут несколько дней, а не минут, — сказал Эмерсон. — Но я постараюсь объяснить покороче. Как тебе известно, существует множество одиночных пиков и больших горных массивов в западной пустыне. Это место — Святая Гора, как его иначе называют — массив, неизвестный до настоящего времени. Мы подошли к нему в темноте, после нескольких миль поездки по отдалённым предгорьям. Высота скал — тысяча футов, но они выглядели ещё выше, возвышаясь под лунным небом, будто руины огромного храма. Вертикальная эрозия превратила их в лабиринт из естественных столбов с извилистыми проходами между ними. И это фантастическое зрелище, дорогая Пибоди, было последним, что я видел. Как только мы достигли подножия скал, нам с Рамзесом завязали глаза. Конечно, я протестовал, но безрезультатно: Кемит был очень вежлив, однако непреклонен. Существует только один путь через скалы, и он хранится в строжайшем секрете. Я пытался отслеживать извилины и повороты, но сомневаюсь, что смогу повторить этот путь. Через некоторое время мой верблюд остановился; не развязывая глаз, мне помогли спешиться и усадили в паланкин. Я дал Кемиту слово не снимать повязку с глаз. Иначе, как он вежливо, но твёрдо сообщил мне, меня свяжут по рукам и ногам.

— И ты сдержал слово, Эмерсон? — спросила я.

Эмерсон усмехнулся. Его лицо было загорелым и здоровым, как всегда. Ну, может быть, несколько похудевшим. И я с радостью отметила, что он был чисто выбрит.

— Как ты можешь сомневаться, Пибоди? Во всяком случае, паланкин был плотно занавешен — ни зги не видно. Легко прийти к выводу, что меня везли не лошади и не верблюды, а люди; однако я никого не видел, потому что повязку сняли только тогда, когда мы оказались в этом доме, а спутники ушли. И потом, если честно, мне ни до чего не было дела, кроме надлежащей заботы о тебе.

Он сделал паузу, чтобы продемонстрировать некоторые проявления этой заботы, затем продолжил:

— Меры предосторожности, принятые Кемитом в моём отношении, объясняют одну из причин, почему это место оставалось неизвестным. Мне кажется, ни один злополучный бедуин, наткнувшийся на секретный вход, не возвращался, чтобы рассказать о нём. Вряд ли ему удавалось уйти далеко; отряды вооружённых людей, использующие оазис в качестве одной из своих баз, постоянно патрулируют окрестности. Как я заметил, они маскируются под обычных бедуинов в традиционной одежде и головных платках. Без сомнения, именно поэтому появились странные легенды о разбойниках, подобных кочевникам тебу [95] Тебу (тубу, «люди скал» (арабск.)) — этническая группа, населяющая северный Чад, южную Ливию, северо-восточный Нигер и северо-западный Судан. , чьи верблюды не оставляют никаких следов, и которые якобы пьют жидкость из животов этих зверей. Вероятно, это также объясняет и многие истории о похищенных верблюдах и разграбленных караванах. Что касается нашего друга Кемита… — Он умолк, затем рассмеялся: — Держись, Пибоди!

И тут появился Рамзес.

Будучи малышом, он весьма ярко проявлял свои чувства, но за последние год-два подобные явления стали редкостью — очевидно, мой сын решил, что уже слишком стар для подобных вещей. Но сейчас он полностью забыл о своём достоинстве и бросился ко мне с такой стремительностью, что Эмерсон стал возражать:

— Осторожнее, Рамзес, прошу тебя; мама ещё слаба.