Барбара Мертц - Последний верблюд умер в полдень

— Ничего страшного, Эмерсон, — с трудом вымолвила я, поскольку Рамзес мёртвой хваткой вцепился в мою шею. Повинуясь приказу отца, он разомкнул объятия и отступил назад, сцепив руки за спиной. Его худое тельце, коричневое, как у любого египтянина, было обнажено по пояс, короткий килт [96] Килт (Kilt, англ.) — предмет мужской шотландской национальной одежды, традиционная одежда горцев Шотландии. Килт представляет собой кусок ткани, обёрнутый вокруг талии, плиссированный (собранный складками) сзади и закреплённый с помощью 2–3 пряжек и ремешков. или юбка из белого холста достигала до середины бёдер, талию охватывал широкий ярко-красный пояс. Но самое замечательное изменение претерпела причёска. Его волосы — одна из его лучших черт — чёрные и мягкие, как у отца, сильно отросли за время нашего путешествия. И полностью исчезли, за исключением прядки с одной стороны, в которую вплели ленты. Остальная часть головы была голой, как яйцо.

Крик материнской тоски вырвался из моих губ:

— Рамзес! Твои волосы — твои чудесные волосы!

— Существует причина для изменения, мама, — сказал Рамзес. — Я рад… я действительно очень, очень рад… видеть, что тебе лучше, мама.

Лицо не отражало тепло его слов, но я, отлично знавшая все оттенки мимики Рамзеса, увидела дрожащие губы и влагу в глазах.

Прежде, чем я успела вернуться к теме утраченных волос Рамзеса, занавесь в конце комнаты приподнялась, и вошли двое мужчин. Они носили такой же простой короткий килт, как и Рамзес, но военная выправка и длинные железные копья в руках обозначали их должность не менее явно, чем мундир. Они разошлись в разные стороны и повернулись лицом друг к другу, ступая так же изящно, как и любые королевские гвардейцы, и с глухим стуком опустили копья на землю. Затем появилась ещё пара лиц, с ног до головы устрашающе задрапированных в белое. Как и солдаты, они заняли позиции по обе стороны от двери. Вслед за таинственными субъектами в белом возникли ещё двое; они тоже носили короткие килты, но богатство их украшений позволяло думать о высоком положении. Один из них был значительно старше другого. Его волосы были белы, как снег, длинная мантия свисала с костлявых плеч. Лицо бороздили морщины, но глаза ярко сверкали, и он устремил свой взор на меня с жадным, по-детски невинным любопытством.

Краткая пауза — и все шестеро: солдаты, дворяне и запелёнутые фигуры — низко поклонились величественно вошедшему человеку.

Это был Кемит — но какие невероятные перемены! Однако резкие, острые черты лица остались прежними, как и высокая, стройная фигура. Я только сейчас поняла, как замечательно он сложён, увидев его в одном лишь коротком килте. Юбка была в аккуратных мелких складках, а пояс, окружавший узкую талию, украшали золотые узоры и сверкающие камни. Такой же драгоценный воротник лежал на широких плечах, а в чёрных волосах светилась узенькая полоса золота.

— Кемит! — воскликнула я, потрясённая этим призраком далёкого прошлого: уверена, что читатель, как и я, узнал костюм, который носила знать Египетской империи.

Всё ещё поддерживая меня, Эмерсон встал.

— Это был псевдоним, Пибоди. Позволь мне представить Его Высочество принца Тарекенидаля.

Титул выглядел вполне уместным. Его осанка всегда была королевской, и я могла только удивляться, почему мне понадобилось столько времени, чтобы понять, что он не рядовой туземец. Я чётко осознавала отсутствие своего собственного достоинства, лёжа в небрежном убранстве на руках Эмерсона, будто младенец в колыбели. Всё, что я могла в данных обстоятельствах — склонить голову и повторить:

— Ваше Высочество, я глубоко благодарна вам за спасение моей жизни, а также за спасение мужа и сына.

Тарекeнидаль поднял руки в жесте, которым всегда приветствовал меня, и который я наконец-то вспомнила (почему не раньше!) — он изображён на бесчисленных древних рельефах.

— Моё сердце счастливо, леди, снова видеть вас в добром здоровье. Вот мой брат, граф Аменисло, сын госпожи Бартаре — он указал на молодого пухлощёкого улыбающегося человека с длинными золотыми серьгами, — и Королевский советник, Верховный жрец Исиды, Первый пророк Осириса [97] Исида (Изида) — одна из самых значимых богинь Древнего Египта, ставшая образцом для понимания египетского идеала женственности и материнства. Она почиталась как сестра и супруга Осириса, мать Гора, и соответственно, египетских царей, которые исконно считались земными воплощениями сокологолового бога. Осирис — бог возрождения, царь загробного мира в древнеегипетской мифологии и судья душ усопших. Обычно изображался в виде обёрнутой белой тканью мумии с зелёной кожей и со свободными кистями рук, держащих символы царской власти. , Муртек.

Рот пожилого джентльмена растянулся в улыбке, почти полностью обнажив беззубые дёсны. Осталось только два коричневых и старых зуба. Несмотря на зловещий вид этого рта, невозможно было усомниться в благожелательности жреца, ибо он неоднократно поклонился, вздымая и опуская руки в приветствии. Затем откашлялся и произнёс:

— Доброе утро, сэр и мадам.

— Милосердный Боже! — воскликнула я. — Здесь все говорят по-английски?

Принц улыбнулся.

— Несколько человек — мало говорят и мало понимают. Мой дядя — Верховный жрец — пожелал увидеть вас и убедиться, что ваша болезнь завершилась.

Его дядя видел меня в гораздо большем объёме, чем я предпочла бы, поскольку моя холщовая рубашка без рукавов была тонкой, как лучший сорт батиста. Меня никогда не изучали с таким неприкрытым восхищением (кроме мужа), и было понятно — мне, по крайней мере — что старый джентльмен отнюдь не потерял интересы и инстинкты, свойственные молодости. Но как ни странно, меня не обидело лицезрение им моей персоны. Одобрение без оскорбления, если можно так выразиться.

Эмерсон не оценил эти тонкие различия. Он свернул меня коленями к груди, в попытке скрыть такое количество меня, какое только возможно.

— Если позволите, Ваше Высочество, я верну миссис Эмерсон в кровать.

Что и выполнил, закрыв меня до подбородка льняной простынёй.

Муртек подал знак; одна из бело-завуалированных фигур скользнула к кровати. Должно быть, она двигалась босиком, потому что не слышалось ни звука, и это производило настолько сверхъестественное действие, что я даже не смогла отшатнуться, когда она склонилась надо мной. Ткань перед лицом была тоньше, и я увидела блеск глаз, рассматривавших меня.

— Всё в порядке, Пибоди, — сказал Эмерсон, не теряя бдительности. — Это лекарь, о котором я тебе говорил.

Из тонких драпировок появилась рука. С проворством и уверенностью любого западного врача она отбросила простыню, распахнула рубашку и легла на мою обнажённую грудь. Меня удивил не профессионализм жеста — один из древних медицинских папирусов доказал, что египтяне знали и о «голосе сердца», и где его следует «прослушивать» на теле — но то, что рука была тонкой и маленькой, с узкими ногтями.