Барбара Мертц - Последний верблюд умер в полдень

— Да, Эмерсон, я знакома с этим процессом. Он называется синкретизм [146] Синкретизм: дословно — слияние, нерасчленённость. Здесь: смешение, неорганическое слияние разнородных элементов, напр. различных культов и религиозных систем в поздней античности. .

— Правильно. Так вот, Осирис — единственный бог, которого Амон никак не смог ассимилировать. Две в высшей степени разные личности: Амон Ра, великий и могучий царь богов, отдалённых и внушающих благоговение — и Осирис, страдалец и искупитель, умерший, подобно простым смертным, и оживший заново. Его преданная жена Исида, божественная мать, также чрезвычайно почитаема народом. Своих последователей здесь имеют и другие боги — Бес, Бастет [147] Бес — в древнеегипетской мифологии собирательное название различных карликовых божеств, считавшихся хранителями домашнего очага, защитниками от злых духов и бедствий, покровитель семьи. Охранитель детей, особенно при рождении и от опасных животных. Покровитель будущих матерей. Мужской аналог богини-кошки Баст (Бастет) (см. примечание 119). , старый бог-лев Куша Апедемак [148] Апедемак — древнекушитский бог, изображавшийся преимущественно в виде змеи с головой льва. Бог-лев изображался с символами царской власти, олицетворяя мощь, воинскую доблесть и победу над врагами, а также являясь источником плодородия. . Но только два культа действительно важны — Амона Ра, которого представляет кислолицый старый злодей Песакер, и Осириса с Исидой, чьим Верховным жрецом является наш друг Муртек.

— Ясно. Это объясняет странную комбинацию изображений, которые мы видели прошлой ночью — Аминрех, Исида и Осирис, вместо одной из обычных божественных семей.

— Это также объясняет разногласия между Песакером и Жрицей Исиды по поводу наших скромных персон. — Эмерсон потянулся, заставив мышцы бугриться под тонкой льняной рубашкой. — Лестно, не правда ли, стать предметом борьбы между парой богов?

— Ты имеешь в виду их смертных представителей, Песакера и Муртека — Верховная жрица Исиды, несомненно, высказывалась в пользу последнего. Это всё та же старая обыденная борьба за власть, Эмерсон: мы предполагаем, что Амон поддерживает одного из принцев, а Осирис — другого?

— Хотел бы я, чтобы всё было так просто. Оба принца должны желать поддержки Амона; именно его жрецы определяют выбор бога. Оба жреца хотят принца, которого они смогут контролировать. Я полагаю, что за кулисами можно обнаружить немало торгов, подкупа, шантажа и запугиваний. Но не это было самыми интересными сведениями, которые я получил сегодня, Пибоди. Муртек — старый хитрый лис, иначе он бы не выжил в этом рассаднике интриг. Но, когда он провожал меня к дверям, то обронил замечание, которое поразило меня, как удар электрического тока.

— Ну и..? — потребовала продолжения я.

Позади нас шумел занавес зелёных лоз. Это был всего лишь лёгкий ветерок, нежно ласкавший мои щёки, но Эмерсон взял меня за руку и заставил встать.

— Прогуляемся, Пибоди.

— Это недостойно тебя — таким образом продлевать мучительное ожидание, Эмерсон!

— Я не хочу, чтобы меня слышали посторонние. — Эмерсон обнял меня за талию и притянул к себе. — Пибоди, здесь находится ещё один белый человек!

Эмерсону пришлось пресечь мои вопросы, прижав меня к цветущему кусту и закрыв рот собственными губами. Это была освежающая интерлюдия во всех смыслах, и когда, наконец, я получила возможность говорить, то поняла, почему он действовал именно таким образом.

— Ты не уточнял, кто этот человек, где он живёт? — прошептала я.

Эмерсон покачал головой.

— Муртек продолжал говорить после едва заметной паузы, а проклятые придворные не отставали от нас. Это было очень хитрой уловкой — невзначай заметить, что кто-то недавно рассказал ему о другом белом человеке. Даже если бы его подслушали, такая фраза выглядела бы совершенно невинно.

— Может быть, это всё-таки Уиллоуби Форт? Если они лгали о его смерти…

Эмерсон заглушил мой голос, выжав из меня дыхание.

— Успокойся, Пибоди, прошу тебя. Я считаю, что это в высшей степени маловероятно. Ты забыла о другом кандидате.

— Конечно, — вздохнула я.

Я не забыла бедняжку Реджи Фортрайта, как, уверена, и читатель. Мы обсуждали его печальную участь множество раз, но были вынуждены верить в спасение с помощью Рока, Доброго Господа и военных (не обязательно в таком порядке), так как сами были не в состоянии ничего предпринять. Сейчас правда озарила меня ослепительным откровением, и я задавалась вопросом, почему же мне это не пришло в голову раньше.

— Дикие люди пустыни, — произнесла я. — Те же «дикие люди», которые помогли нам, возможно? Но мы не видели по пути никаких его следов.

— Он мог бы отклониться от курса всего на пятьдесят ярдов, и мы пропустили бы эти следы. Полный неумеха во всех отношениях — не удивлюсь, если он не умел обращаться с компасом. Нельзя рассчитывать, что это окажется он, хотя ты и подружилась с ним, Пибоди. Сообщали, что многие люди были убиты или пропали без вести во время восстания махдистов.

— Независимо от того, кто это на самом деле, мы должны его увидеть. Думаю, что ты прав, Эмерсон; наш милый старый Муртек хотел, чтобы мы знали это, и предприняли соответствующие действия. Но каким образом?

Одна из дам появилась у входа в сад. Эмерсон наградил её таким злобным взглядом, что она завизжала и бросилась прочь.

— До сих пор удача благоволила смелым. Другими словами, я просто потребую, чтобы меня отвели к «другому белому человеку». Посмотрим, что из этого выйдет.

Дама пришла сообщить нам, что Рамзес обнаружен, а точнее — вернулся по собственному желанию. Он сидел за столом, уплетая остатки еды и скармливая кусочки кошке. Последняя была гладкой и чистой, как никогда; мальчик же был покрыт пылью и паутиной. Когда я приказала ему пойти и умыться, он возразил, что уже умыл — руки. После осмотра они оказались несколько чище, чем всё остальное, так что я не стала настаивать.

— Где ты был? — спросила я. — Мы тебя везде искали.

Рамзес запихнул в рот огромный кусок хлеба и махнул рукой в направлении к задней части здания. Я восприняла это, как самовольные занятия копированием настенных росписей и надписей. Я прочитала ему строгую лекцию о поведении за столом (которое заметно ухудшилось под влиянием нашей свиты) и о том, что скрываться от людей, которым приходится его искать, грубо и невежливо.

Эмерсон немедленно отправился к стражникам, чтобы претворить свой ​​план в действие. Вернулся он, хмурясь и что-то бормоча.

— Они запретили тебе уйти? — спросила я.

— Не совсем. — Эмерсон тяжело опустился на стул. — Они открыто заявили, что не понимают, о чём я говорю.