Барбара Мертц - Последний верблюд умер в полдень

— Теперь вы можете говорить свободно, — сказала я. — Вы были правы, соблюдая осторожность; мы настолько уже привыкли к прислуге, что забываем о её присутствии.

— Да, я заметил, — сказал Реджи, пряча глаза. — Похоже, вы устроились здесь, как дома. Весьма комфортабельно.

Эмерсон, всегда чувствительный к возможному оскорблению, отреагировал ещё до меня. С грохотом швырнув на стол ложку из резного рога, он прорычал:

— К чему вы клоните, Фортрайт?

— Вы хотите, чтобы я говорил откровенно? — Щёки молодого человека покрылись румянцем. — Пусть будет по-вашему. Мне неведомо искусство обмана и уловок. В пылу облегчения от моего освобождения и радости встречи с вами, живыми и здоровыми, я забыл об осторожности, но у меня было время, чтобы всё обдумать, и я говорю вам откровенно, профессор, что существует ряд вещей, которые не объяснены к моему удовлетворению. Моя карта была ошибочной; ваша — точной. Я был захвачен и избит; вас спасли и окружили уходом. Я провёл последние недели в сырой, тёмной клетке, пока вы блаженствовали в этих красивых комнатах с едой, вином, великолепной одеждой, слугами, исполнявшими все ваши приказы…

— Ни слова больше! — воскликнула я. — Я понимаю ваши сомнения, Реджи. Вам подозрительны наши мотивы. Но, бедный мальчик, вы ошибаетесь. Я не могу объяснить разницу в обращении с нами и с вами, но мы никогда не предадим собрата-англичанина, будь то мужчина или женщина. Если ваши тётя и дядя до сих пор живы, мы не покинем это место без них.

— Я… прошу прощения? — изумился Реджи.

— Извинения приняты, — любезно ответила я.

— Секундочку, — прервал Эмерсон, вцепившись в волосы обеими руками и дёргая их. — Кажется, я потерял нить обсуждения. Должен ли я понимать, мистер Фортрайт, что, по вашему мнению, ваши дядя и тётя всё-таки выжили? Нам тоже сказали, что они мертвы — хотя и не таким ужасным образом, как упоминали вы.

— Я не верю, что они живы, — ответил Реджи. — Я только хотел спросить… предложить… Сам не знаю, что я имел в виду.

— Так часто бывает в ходе бесед с миссис Эмерсон, — успокоил его мой муж. — Возьмите себя в руки, Фортрайт, и попытайтесь использовать хоть немного здравого смысла. Я понимаю, что вам это трудно, но вы, конечно же, не в состоянии поверить, что мы хотим провести остаток жизни, роскошествуя во дворце.

— Тогда… то есть, вы действительно намереваетесь сбежать?

— Покинуть здешние места, да. Рано или поздно, тем или иным способом. Может быть, — задумчиво сказал Эмерсон, — нам достаточно просто попросить. А мы и не пытались.

Реджи покачал головой.

— Никто не покидает Святую Гору. Как, по-вашему, она осталась скрытой все эти годы? Мы не первые странники, наткнувшиеся на город, или захваченные патрулями, охраняющими подступы к ней. Наказание за попытку побега, будь то чужестранец или местный житель — смерть.

— А! — Эмерсон отодвинул стул и вперил проницательный взор в молодого человека. — Вы узнали больше, чем сказали нам до сих пор.

— Конечно. Мы прервались, если вы помните.

— Тогда, пожалуйста, продолжайте с того момента, где нас прервали. Конечно, если вы нам доверяете.

— Я не знаю, что на меня нашло, — пробормотал Реджи. — Я прошу прощения. Но если бы вы знали, через что мне пришлось пройти…

— Мы уже сказали, что приняли ваши извинения, — сухо отрезал Эмерсон. — Продолжайте.

— Ну, тогда… Вам следует понимать, что мы оказались в самом разгаре борьбы за власть…

Почти всё, что он сообщил, нам было уже известно — смерть короля, конфликт между двумя наследниками престола. Я бы так и сказала, если бы не повелительный жест Эмерсона, запрещавший раскрывать рот; и действительно, Реджи предложил нам новую и совершенно иную интерпретацию этих фактов.

— Кемит или Тарек, как я должен его называть, более или менее признал своего брата законным наследником. Он сослался на слух, что его мать… что его отец на самом деле… что он не…

— Ах, да, древние слухи о нелегитимности, — отозвался Эмерсон. — Очень популярны у европейских узурпаторов. Тарек признался, что это правда?

— О, не так уж открыто; на самом деле, он осуждал этот слух, как гнусную клевету. Однако, он протестовал немного сильнее, чем полагалось бы. И, если бы он был истинным наследником, зачем ему нужна помощь от чужестранцев?

— Так он хотел заручиться вашей помощью? — спросил Эмерсон. — Своеобразный способ добиться верности от человека, заточив его в… в сырую и тёмную клетку, как вы говорили?

— Клетка последовала за моим отказом, — криво усмехнулся Реджи. — Он хотел, чтобы я убил его брата. Что ещё я мог сказать, кроме «нет»?

— Вы могли бы согласиться, а затем предупредить Настасена, — ответил Эмерсон. — Решительный по имени и решительный в действиях, а [153] Игра слов: forthright (фортрайт) в переводе с английского — решительный. ?

— Почему вы? — спросила я. — С таким большим выбором способов убийства и таким количеством преданных сторонников…

— Да, но у его брата тоже есть преданные сторонники. Убийство — здешний древний обычай, все дворяне используют дегустаторов пищи и телохранителей. Но не имеют огнестрельного оружия. Я умею стрелять, и мог избавиться от Настасена, не приближаясь к нему.

Не хотелось менять благоприятное мнение о Тареке, но эта история произвела ужасное впечатление.

— Что же нам делать? — пробормотала я. — Если невозможно знать, кому доверять.

Реджи подтащил свой ​​стул близко к моему и зашептал:

— Мы должны бежать как можно скорее. Празднество бога приближается. Тарек должен убить своего брата до наступления этого дня, если хочет вступить на царство, ибо законного наследника выбирает бог. Если мы не сбежим, то столкнёмся с ужасным выбором: убивать или быть убитыми.

— Не такой уж широкий выбор, — пробормотал Эмерсон. — Сомневаюсь, что убийца долго проживёт после этого. Вы очень хорошо осведомлены, Фортрайт, а Тарек невероятно неосторожен. Он сам рассказал вам об этом?

Солнце садилось на западе; мягкий сумеречный свет согревал комнату. Губы Реджи раздвинулись в улыбке:

— Нет. Мой осведомитель — совсем другое лицо. Без её заботливого ухода я бы умер от ран. Когда мы сбежим, она отправится с нами, потому что я никогда не полюблю другую.

Кулак Эмерсона обрушился на стол с грохотом, который заставил загреметь всю посуду.

— Проклятие! Я так и знал! Очередная молодая пара без памяти влюблённых!

После того, как Эмерсон успокоился, Реджи продолжил ​​рассказ — звучавший, как трогательная сказка. Кажется, изначально его лечение было похоже на наше. Очнувшись в заполненной свежим воздухом и залитой солнцем комнате, он обнаружил, что является предметом попечения одной из задрапированных в белое девиц, которые, как я уже упоминала, в этом обществе занимались врачеванием. Женщины легко влюбляются в молодых раненых красавцев; понадобилось немного времени, чтобы закрытое лицо сменилось открытым; и, по выражению Реджи (по-моему, довольно банальному), увидеть её — означало полюбить её. Отсутствие общего языка никогда не являлось препятствием для любви, а Служанка немного говорила по-английски — достаточно, чтобы предупредить его об опасности и объяснить, в каком отчаянном положении он оказался.