Марина Воронцова - Подлянка, сэр!

— Вера, так жить больше нельзя, — и с такой болью посмотрел, что до сих пор слезы на глаза наворачиваются. — Я тебя люблю и уважаю. За спиной твоей ни с кем встречаться не хочу. Так что если тебе так противно со мной… Ну, понимаешь, в общем. Дай развод. Про деньги не думай. Вы с Володькой ни в чем не будете нуждаться.

Я в слезы, по лицу ему хлоп! Кричу: «Так вот зачем ты на мне женился?! Только из-за этого?!» Собрала вещи и к маме ушла. Насилу после развода Мишины родители уговорили меня от них квартиру принять. У них от бабушки осталась пустая. До сих пор помню, как свекровь, качая головой, говорит:

— Дура ты, Вера! Второй такой дуры на свете нет!

Что правда, то правда. Вспоминаю сейчас все это и думаю: «Дура я, дура! Вот уж действительно, дурнее во всем свете не сыскать!» Миша к сыну вначале часто приходил. А через год женился, и новой супруге это не понравилось. Он стал к нам реже наведываться, тайком, чтобы Ирина, новая жена, ничего не заподозрила. Она ко мне ревновала жутко. Один раз пришла, скандал устроила. Я (опять сдуру!) взяла и запретила Мише к сыну ходить. Так и живет он, наверное, до сих пор со своей Ириной. А мог бы со мной остаться. И было бы от этого, наверное, всем счастье.

От нахлынувших воспоминаний по щекам скатились две слезы.

— У-у… — протянула Люся. — Совсем наше золотко расклеилось! Вера, ты скажи хоть, чего случилось? Чего ревешь-то средь бела дня без причины?

— Отстань от нее, — пихнула Коровкину в бок Маша. — Не видишь, мужа своего опять вспомнила. Все из-за тебя! Довыступалась! Знаешь же, что с ней на эти темы очень деликатно надо. Она у нас считай что девушка!

В ответ скрипнули Люсины зубные протезы.

— Молчи, сказала! — глухо прорычала Мария Гавриловна.

Так мы и ехали оставшиеся станции. Я — закрывшись газетой, Людмила Марковна — скрипя зубами в такт стуку колес, и грозная Маша — следя, чтобы Коровкина опять чего-нибудь не ляпнула.

Статью про киллеров я так и не прочитала. Газету сложила в сумку. Завтра, может, будет настроение.

Сойдя с платформы, мы двинулись по главной улице поселка искать «фазенду».

— Второй Советский тупик где, не подскажете?! — кричала Маша через забор каждому попадавшемуся на глаза.

Следуя многочисленным указаниям, мы наконец отыскали наше наследство. Облезлый одноэтажный дом с летней кухней и просторной верандой. Во дворе все густо заросло высокой травой.

— Кхм, — кашлянула Люся. — В целом не так уж и плохо. Немного краски и фантазии…

— Надеюсь, это счастье нам на голову не упадет, — пробормотала Мария Гавриловна, оглядев дачу. — Давайте, девочки. Надо засветло успеть тут все наладить. Иначе придется на последнюю электричку бежать, если к ночлегу не подготовимся.

Внутри дом Лукиных оказался в гораздо большей сохранности. По счастливой случайности его не тронули воры и не эксплуатировали зимой бомжи. В комнатах было пыльно и сыро, но все в идеальном порядке. Так, как оставила Марфа Андреевна, приезжавшая сюда последний раз, наверное, лет пять тому назад. Четыре небольших комнаты и одна общая проходная. Стенные шкафы, забитые старыми вещами. На кухне нашлась вся необходимая посуда и даже исправный газовый баллон.

Мария Гавриловна, освоившая за годы гарнизонной жизни навыки электрика и водопроводчика, взяла на себя все коммунальные вопросы. Нам с Люсей достались уборка, просушка и топка печи. Осмотр чердака решили отложить на завтра.

— Ничего не понимаю, — ворчала Маша, перемещаясь от трансформатора к дому. — Провода зарыты в землю, а куда они уходят? Девочки, помогите-ка мне найти щиток. Должен же он где-то быть!

Мы с Люсей послушно стали заглядывать во все шкафы в поисках рубильника. Примерно через сорок минут нами стало овладевать беспокойство.

— Может, его тут вообще нет? — предположила Людмила Марковна. — Это был бы даже плюс. Можно устроить грандиозный ужин при свечах.

— Ага, остается только их найти, — проворчала Маша.

Я со вздохом решила пока вернуться к уборке. У меня с потерянными вещами всегда получается одинаково. Пока мечешься, пытаешься найти, ничего не выходит. А когда плюнешь на это дело, сразу натыкаешься на пропажу. Причем оказывается, что она все время лежала на самом видном месте. С этими мыслями я подняла нитяной полосатый коврик в проходной комнате, хотела его вынести на улицу, чтобы вытрясти. Уж больно грязный был. Но под ним оказалась… дверь.

— Маша! Люся! — я позвала подруг. — Смотрите!

Мария Гавриловна и Людмила Марковна тут же перестали спорить о свечах (судя по громкости голосов, дело неуклонно двигалось к драке) и поспешили в дом.

— Ух ты! Тут и погреб есть! — восхитилась Маша. — Совсем как у моих родителей в доме! В хорошем погребе можно и ледник устроить, чтобы на холодильник не разоряться. Можно всякие соления хранить.

— Соления ей! Тебе про соленое вообще лучше забыть, — пробурчала Люся, — ты лучше глянь, нет ли там щитка!

— А ты не командуй! — огрызнулась в ответ Мария Гавриловна, берясь за ручку-кольцо.

Ручка, надо заметить, была сделана очень оригинально. Чтобы ее очертания не выступали из под коврика, в доске, к которой она крепилась, сделали штробу, куда укладывалось тяжелое металлическое кольцо.

— Тяжелая, — заметила Мария Гавриловна, поднимая огромную крышку погреба одной рукой. Изнутри дохнуло сыростью и неприятным земляным холодом.

— По-моему, там все покрылось плесенью, — поежилась Люся, прячась за мою спину.

— Глубокий какой, — Маша чуть наклонилась. Вниз вела добротная деревянная лестница с перилами. Низа ее даже не было видно. — Надо бы посветить. Чего ты там, Люся, про свечи говорила?

— У меня фонарик есть, — поспешно вмешалась я, пока они снова не начали ругаться.

Добыв из моего рюкзака осветительный прибор, мы с Коровкиной, не задумываясь, сунули его Маше со словами:

— Ты у нас самая смелая, иди вперед.

Мария Гавриловна что-то проворчала, но фонарик взяла и посветила в погреб. Луч света выхватил из темноты островок земляного пола. Скользнул по краю длинного стола. Собравшись с духом, мы стали осторожно спускаться, прячась за широкой Машиной спиной.

— Холодно как, — застучала зубными протезами Людмила Марковна.

Погреб оказался огромным. По площади — никак не меньше самого дома, а то и больше. Оказавшись внизу, мы поняли, что домик держится на сваях и бетонном фундаменте в форме буквы «П». Вдоль стен тянулись длинные полки, сплошь заставленные какими-то банками, пробирками и ретортами.

— Похоже на лабораторию. Интересно, что здесь Михаил Евфстафьевич делал? — спросила я, разглядывая затянутый плесенью и паутиной стол.

На нем громоздились бумаги, спиртовки, хитроумная конструкция из стеклянных трубочек, аквариумы с металлическими шариками, — в общем, натурально кабинет Фауста.