Марина Воронцова - Подлянка, сэр!

В кабинет постучали.

— Да?! — крикнула комендантша.

Дверь немного приоткрылась.

— Звали, Людмила Борисовна? — внутрь неслышной вороватой походкой скользнула девушка с абсолютно белыми волосами, бровями и ресницами.

— Знакомьтесь, — комендант показала на прибывшую, — Ксения Кравченко.

На девушке был короткий джинсовый сарафан, из-под которого выглядывали тощие ножки. Каждая не полней моей руки! Белые, как молоко, плечи были густо усыпаны желтыми веснушками.

— Ксения, вот эта женщина хочет узнать про твою бывшую соседку, Рябикову. Так что будь любезна, ответь на ее вопросы. Идите в кафе. Там сейчас должно быть открыто. Извините, мне сейчас надо отъехать.

На этой ноте мы попрощались.

Ксения шла впереди меня по пустому полутемному коридору, словно привидение. Надо же, шагов совсем не слышно. Как она научилась так легко ступать? Словно вообще не касается пола.

— Может, лучше на улице? — прошелестела она розовыми потрескавшимися губами, когда мы вошли в пустое помещение с допотопными столами из ДСП и просиженными креслами в красном дерматине.

Боковая дверь вела на уличную часть кафе. Там народ был. Правда, совсем немного. За двумя из пяти белых пластиковых столиков девушки пили пиво.

Ксения села за самый крайний столик, подальше от всех. Руки примерно сложила на столе, как первоклассница.

— Что вы хотите узнать? — девушка Улыбнулась, но благожелательности ее непроницаемому, словно венецианская Маска, лицу это не прибавило.

Вообще вся она какая-то безжизненная. Словно внутри этой белесой оболочки абсолютная пустота. Мне никогда не нравились такие люди. Смотришь на них и думаешь — то ли он тебя вообще не замечает, то ли представляет, как будет тебя убивать.

Я вкратце повторила свою жалостливую басню о телефонных счетах.

— Даже не знаю, чем смогу вам помочь, — покачала головой Ксения. — Мы со Светой близко не общались. К тому же я очень давно ее не видела. Ее ведь отчислили, вы, наверное, уже знаете?

— Угу, — кивнула я. — Вообще я хотела узнать о другом. Знаете, девочки ведь делятся друг с другом всякими подробностями… Ну, вы понимаете, о чем я. Скажите, был у Светы какой-нибудь друг, я имею в виду друга мужчину, к которому она могла бы переехать? К примеру, Алена, она, кажется, училась вместе с Рябиковой, сказала, что у Светланы был роман с одним из преподавателей.

— С кем? — глаза Ксении испуганно раскрылись.

— С Валерием Дмитриевичем Кавалергардовым. Во всяком случае, мне так сказала Алена. Достоверно, как вы понимаете, этого утверждать нельзя.

— Это неправда, — уверенно заявила Кравченко, начав ковырять свои коротенькие слоящиеся ногти.

— Почему вы так уверены? — мне показалось, что эта тема была для Ксении неожиданно волнующей. — Света симпатичная девушка, и я видела Валерия Дмитриевича. Он еще совсем молодой мужчина.

— Нет, если у нее был кто-то, то не он, — упрямо повторила Ксюша.

У меня появились самые нехорошие предчувствия. По законам детектива сейчас должно оказаться, что Ксения Кравченко сама является «интимной подругой» Кавалергардова, а Света упорно пыталась его отбить, за что Ксюша в припадке ревности ночью задушила соседку по комнате подушкой.

— И все же, почему вы так уверены, — настаивала я. — Не скрою, что он даже привозил ее несколько раз на своей машине к дому.

— На какой? — Кравченко уставилась на меня синими глазами-льдинками.

— BMW, три семерки.

Я не сводила глаз с бледного личика Кравченко.

— Это не его машина, — покачала головой Ксения.

— В салоне сказали, что его! — потеряв бдительность, воскликнула я. Эх, не надо было демонстрировать своих познаний.

— Послушайте, — Ксения скривила шею так, что мне стало, наконец, ясно, как смотрят «искоса, низко голову наклоня». — Я не знаю, что там натворила Светка, но Валерий Дмитриевич к этому не имеет ни малейшего отношения. Машину, про которую вы говорите, он подарил.

— Кому? — оторопела я. — Дорогой больно подарок.

— Ну вот это точно не ваше дело, — разозлилась Кравченко. — Подарил, значит, может.

— Свете? — мне удалось весьма натурально изобразить полнейший кретинизм.

— Уварову Геннадию Михайловичу, нашему проректору, — вполголоса выдохнула Ксения. — Только я вам этого не говорила.

— Откуда вы знаете? — удивилась я. Странно, что бедная девочка, живущая в общаге, в курсе всех институтских интриг.

— Валерий Дмитриевич — мой дядя, — еле слышно прошептала Ксения.

— Но…

Я непонимающе захлопала глазами. Почему человек, который может спокойно подарить машину, не снимает родственнице квартиру, не помогает деньгами, — она прозрачная прямо вся! Хотя, по-моему, это сейчас модно. Не исключено, что девочка голодает сама, по собственной инициативе.

Кравченко покосилась в сторону гоготавших, как стая гусей, девиц за соседним столиком и, придвинувшись ко мне, быстро заговорила:

— Слушайте, не знаю, кто вы такая и что вам на самом деле нужно, только Валерий Дмитриевич не убивал эту старуху, вдову Лукина! Я вас сразу узнала, дядя про вас рассказывал! Что вам от него нужно? Вас или наняли, или используют, чтобы повредить Кавалергардову, понимаете вы это или нет?

— Но зачем кому-то ему вредить? — я совсем перестала понимать, о чем речь.

— Ох… — Ксения изучающе посмотрела на меня. В холодных глазах зажглись огоньки, только непонятно, злые или добрые. — Слушайте. Майя Михайловна долгие годы была второй женой Лукина, ясно? Он жил на два дома. Вернее, на институт и свой дом. У его законной жены не могло быть детей. А Уварова родила сына. Лукин от жены не ушел и ребенка не признал. Раньше с внебрачными связями у тех, кто в партии состоял, большие проблемы были, — доверительно сообщила мне Кравченко. — Но, естественно, нашлись добрые люди. Рассказали жене. Не знаю, как Лукин это дело уладил, но обошлось без большого скандала. По-крайней мере мне так дядя рассказывал. Сыну своему профессор, ясное дело, помог. Уваров у нас теперь проректором заделался. Хотя говорят, что на нем как ребенке гениальных людей природа конкретно отдохнула. Мой дядя наоборот…

— Он что, тоже сын Лукина?! — вырвалось у меня.

— Нет. Он добрачный сын его жены, — ухмыльнувшись, ответила Кравченко.

То, что она рассказала дальше, казалось почти невероятным.

У Марфы Андреевны был отрицательный резус фактор. Она забеременела в семнадцать лет. Врачи сказали, надо рожать. Второго шанса не будет. Уехала на студенческую стройку в Новосибирск, чтобы родители не узнали. Там произвела на свет ребенка и отказалась от него. Назвала Николай Фролов. По имени отца, фамилию дала свою. Со временем, естественно, начала горько жалеть о своем поступке. Мужу соврала, что в детстве перенесла тяжелую болезнь почек и теперь не может иметь детей. Мальчика в двухлетнем возрасте усыновила семья Кавалергардовых. Они дали ему имя Валерий, отчество досталось Дмитриевич. По иронии судьбы приемный отец оказался физиком, которого через год по заявке от Военмеха привлекли к работе над проектом, руководителем которого оказался молодой Лукин. Круг замкнулся. Как-то Елена Кавалергардова, будучи у Лукиных в гостях, услышала от хозяйки жалобы на свое бесплодие и рассказала, что тоже столкнулась с подобной проблемой. В Новосибирске они взяли мальчика из Дома малютки. При слове «Новосибирск» у Марфы Андреевны перехватило дыхание. Ведь она все время думала, как сложилась судьба оставленного ею сына.