Марина Воронцова - Подлянка, сэр!

Мечников, как известно, занимался проблемами иммунитета и страдал пороком сердца. С такой болезнью мужчины редко доживают до сорока, даже при полном покое. А Мечников умер от инфаркта в шестьдесят три, оставив после себя сотни научных работ, несколько блестящих открытий и прекрасную научную школу. Но, кроме того, в прикладных целях он еще изучал вопросы долголетия и профилактики. И пришел к выводу, что если организму помочь, то он может оставаться молодым и здоровым гораздо дольше, чем принято считать. Свою диету ученый опробовал на себе и рекомендовал многим пациентам преклонного возраста. Результаты были фантастическими. Подтягивалась кожа, сохранялись все двигательные функции, укреплялась нервная система, — одним словом, чувствуешь себя «на отлично». Суть диеты, как объяснял Григорий Иванович, проста. Мечников считал, что надо насыщать желудочно-кишечный тракт полезными микроорганизмами. Для этого надо полностью отказаться от тяжелой белковой пищи. Как я поняла, мясо требуется только растущему организму для быстрого роста мышц, скелета, мозга. В старости, когда все функции идут на спад, пользы от поступающего с мясом насыщенного белка никакой, а вот вредные токсины, что выделяются в процессе его переваривания, для организма смертельны. Ведь почки и печень уже не так активны, как в молодости, и выводить яды с такой скоростью, как раньше, не могут. Мечников, убедившись в правильности своих выводов, стал вегетарианцем. Питался очень и очень умеренно. В основном грубой растительной пищей и кисломолочными продуктами. Каши, картофель, макароны тоже практически исключил из рациона. Кефир, простокваша; салаты из капусты, редьки, моркови, свеклы; редиска, тыква, кабачки, — из всего этого можно приготовить огромное количество прекрасных блюд. Все, с сегодняшнего дня начинаю собирать только полезные рецепты.

А то надо ехать в общежитие к Светлане, а у меня из-за вчерашнего ужина ноги не ходят. Чувствую себя кулем с мукой. Самой противно.

Утренняя уборка показалась каторгой. Приходилось заставлять себя перемещаться. Страшно хотелось бросить все и залечь перед телевизором… Нет, нельзя. Батюшка Михаил из Владимирской церкви говорит, что лень и чревоугодие из всех семи смертных грехов самые коварные. За ними неминуемо придут все остальные. Если подумать, то так оно и происходит. У нас на работе была такая девушка — Люба. Она любила покушать. Все время жевала. По молодости еще как то сдерживалась, а как за двадцать пять перевалило — словно с цепи сорвалась. Притаскивала с собой из дома целую авоську баночек со снедью и целый день ела. На полный желудок, естественно, тянет поспать. Пришлось Любе перейти из библиотекарей в архивариусы, чтобы не бегать, собирая заказы. Но архивариусу надо учитывать документы, кропотливо заполняя карточки изо дня в день. Любе и это стало лень. Она перешла в гардеробщицы. Там оказалось, что тяжело подниматься с табуретки, подавать одежду. Стала вахтершей, чтоб меньше «прыгать». Весьма скоро посетителям пришлось протискиваться мимо Любы боком, втянув живот. В тридцать она выглядела на все пятьдесят. Замуж так и не вышла. Стала завидовать другим женщинам и постоянно злиться, срывая внутренний гнев на всех встречных и поперечных. Ох… Вспомнив Любу, я стиснула зубы и, преодолевая искушение улечься, помыла пол, разобрала холодильник и приготовила Олегу щавелевый суп.

К двум часам мне полегчало. Жажда и тяжесть в желудке прошли, хотя некоторое ощущение дискомфорта все же осталось. Решив не сдаваться, я приняла прохладный душ, оделась, выписала себе из «Желтых страниц» адрес общежития Военмеха и отправилась туда.

Комендантша, Людмила Борисовна, оказалась на месте. Строгая, жилистая, с недобрым взглядом карих глаз. Жесткие, осветленные добела волосы смотрелись несколько неестественно. Скорее всего, она восточных кровей, а такие женщины обращению в блондинок поддаются с большим трудом.

— Слушаю вас, — отрывистым сиплым голосом приветствовала она меня.

— Добрый день, — я села на предложенный стул. — Даже не знаю, с чего начать. Видите ли…

И подробно изложила ей уже опробованную сказку про неудачно сданную квартиру и километровые телефонные счета.

Людмила Борисовна выслушала историю без малейшего сочувствия. И в итоге заявила:

— Потому что думать надо головой, кого к себе жить пускаете! У Рябиковой на лице было написано, кто она есть.

Женщина зло посмотрела на свои руки, потом встала и подошла к шкафу.

— Как только мне прислали уведомление об отчислении, я ее сразу отсюда списала, — Людмила Борисовна вытащила из шкафа журнал. — Так… Рябикова. Вот, выписана из общежития пятнадцатого июня.

— Но как же мне ее теперь искать? — всплеснула руками я. — Может, соседки по комнате что-нибудь знают про Светлану?

— Все разъехались, — покачала головой комендантша. — Хотя подождите. Вот, Кравченко. Она осталась на лето. Работать устроилась. Ничего, приличная девушка. Думаю, можете с ней поговорить. Сейчас позвоню, попрошу, чтобы она спустилась, если, конечно, она у себя.

Она быстро набрала две цифры на аппарате и попросила:

— Тоня! Глянь, там Кравченко в комнате есть? Поищи ее, пожалуйста. Тут с ней поговорить хотят.

И сердито бросила трубку, не дождавшись ответа.

— Вам Рябикова тоже чем-то досадила? — осторожно спросила я.

— Досадила! Досадила, это очень мягко сказано! — рявкнула Людмила Борисовна. — Эта шалава, прости Господи, у меня деньги сперла! Прямо из стола! Как только ящик умудрилась открыть! Брат принес долг, брал на машину полторы тысячи зеленых! Я в стол положила, на ключ заперла. Отлучилась на пару минут! Возвращаюсь, ящик открыт, денег нет!

— И вы думаете, это Светлана? — я с сомнением поморщилась.

— Она, больше некому, — уверенно заявила комендантша. — Ее поставили окна мыть. Она, видимо, соседнее драила, услышала, как Тимур про деньги говорит. Мы еще поспорили, сколько он мне должен. Брал-то, когда доллар был двадцать девять, а отдает, когда уже тридцать с хвостиком!

— А какая разница, если в долларах взял и в них же отдал? — не поняла я. — Вы же не в убытке.

— Какая теперь разница, — махнула рукой комендантша. — Я пошла брата проводить до выхода. Всего-то меня не было минуты две. Возвращаюсь, денег в столе нет.

— У вас же решетки на окнах, — мне показалось странным, как Рябикова, мывшая окна, сумела незаметно проникнуть в кабинет, взять деньги и исчезнуть.

— Вы эту Свету хорошо запомнили? — уставилась на меня Людмила Борисовна. — Она же худая, как веревка! Повернулась боком и протиснулась.

У меня возникло сомнение. Решетку, конечно, сделали неплотной. Просветы между прутьями сантиметров по десять-пятнадцать. Но все же такая версия проникновения в кабинет показалась мне нереальной. Девушка должна быть сдувающейся, чтобы попасть к Людмиле Борисовне таким образом.