Дарья Калинина - Много шума и... ничего

От таких предположений я покрылась холодным потом и почувствовала, что мне просто необходимо услышать, чем закончится торг. Осторожно перемещаясь за старыми автомобилями, я оказалась напротив открытой двери гаража. Обратно я вернулась с помертвевшим лицом и с совершенно непослушными зубами, которые помимо моей воли отбивали задорную чечетку.

— Что там? — нерешительно спросил у меня Васька, словно сомневаясь, стоит ли ему на самом деле это узнавать.

— Он передал им деньги, — обреченно ответила я. — Видимо, они столковались и сделка состоялась.

— Странное место эти душегубы себе выбрали, — совсем не к месту заметил Вася. — Я всегда думал, что убийцы сшиваются в более романтичных местах, а не среди разбитых машин. Как думаешь, зачем им столько «Волг»?

— Для маскировки, — уверенно заявила я.

— А почему именно «Волга»? Смотри, сколько их здесь. Раз, два, три, четыре и еще пятая, за которой ты пряталась.

— Слушай, — рассвирепела я. — Ты что тут, в арифметике практиковаться собираешься? Думай, как нам разрушить их планы.

— Можно украсть деньги, что им передал Суреныч, — предложил Васька. — Нет денег, нет договора. Вряд ли они будут работать на чистом альтруизме.

— Как украсть? — тоскливо промямлила я. — Ты бы видел, как тот жирный в них вцепился. Он прямо-таки зубами в них впился. Каждую купюру пересчитал и обнюхал.

— Понятно, почему у него такой нос, — задумчиво произнес Васька. — И много там было купюр?

— Пятнадцать бумажек, а какого достоинства, я не разглядела.

— Бумажки скорей всего по сто долларов. Такие деньги и я бы стал тщательно прятать, — признался Васька. — К тому же эти типы не производят впечатления богатеев. Тогда можно просто за ними проследить. Не будут же они нас убивать, если мы все время будем скрываться позади них. Они про нас даже не узнают, то есть в идеале не должны про нас узнать.

— Таскаться за ними по всему городу? — ужаснулась я. — И как ты себе это представляешь? Они загружаются в машину и едут, а мы бодрой рысцой трусим следом, старательно делая вид, что нам до них нет никакого дела?

— А наши фотографии Суреныч им показывал? — внезапно спросил Васька.

— А откуда они у него? — удивилась я.

— Выкрал, — пояснил мне братец. — Когда забирался к нам, чтобы сломать будильник, то заодно и фотографии украл.

Я молча поразилась коварству Суреныча и проницательности моего брата. Видимо, пребывание в их обществе плохо сказалось на моих умственных способностях.

— Фотографий я у него не видела, — осмелилась я утверждать, но Вася развеял мои сомнения, разъяснив, что я просто не успела их увидеть.

Но тут я вспомнила, как перед самым нашим отъездом бабушка кричала мне с другого конца комнаты: «Ты фотоаппарат взяла?», а я в это время тщетно пыталась закрыть пузатый чемодан, который набила так, что он готов был лопнуть. «Взяла!» — огрызнулась я, отказываясь от борьбы. И, заглянув внутрь чемодана, сразу же обнаружила, что причиной его саботажа был толстый семейный альбом. Начинался он с фотографии моей прабабушки, но при этом был заполнен всего лишь наполовину. Какой-то мой родственничек с неизвестными мне целями решил прихватить этот альбом с собой. Альбом я, не задумываясь, потихоньку сунула под Васин диван в ящик с его младенческими игрушками, справедливо рассудив, что их-то уж он точно с собой не потащит.

— Фотографий мы с собой не брали, — со знанием дела произнесла я.

— Как не брали, если я альбом сам положил в чемодан!

— Что один человек положит, то другой всегда вынуть может, — сообщила я ему.

— Значит, версия с фотографиями отпадает, — констатировал Вася. — Ну это и к лучшему. Теперь мы совершенно безбоязненно можем следить за ними. Нас они не узнают. Интересно, а как в таком случае Суреныч планировал наше устранение?

— Должно быть, кто-то из этих парней приедет к нам, поселится в лесу и, когда ты или я, а лучше оба отправимся по лесной дорожке к морю, то…

— Нет, с нами двумя ему одному не справиться, — принялся разглагольствовать Вася. — Вот если у него будет пистолет с глушителем, тогда можно.

А голыми руками ему нас не взять. Вдвоем мы даже с тем толстым справимся. А уж худого даже ты можешь одолеть.

Я открыла рот, чтобы сообщить, что ни в какой лес меня теперь и на аркане не затащишь, поэтому и рассуждать нет смысла, как Вася толкнул меня.

— Суреныч возвращается!

Мы проворно юркнули за очередную «Волгу», у которой были тонированные стекла почему-то только с одной стороны. Таким образом мы Суреныча видели, а он нас разглядеть не мог. Ликом Суреныч был светел, мало того, он просто весь светился от радости. И при этом потирал руки с видом человека, заключившего необычайно выгодную сделку, что было нами воспринято как настоящее оскорбление.

— Я, конечно, знал, что он скотина, но не настолько же, — выразил наше общее мнение Вася. — Не я первый начал, но теперь пусть пеняет на себя.

— Пусть, — с радостью согласилась я, и мы принялись ждать, когда можно будет приступить к слежке за нашими убийцами.

А в это время Андрей, посчитавший себя несправедливо отстраненным от слежки за Суренычем, решил провести свое собственное расследование. Он был уверен, что у него на этого негодяя ничуть не меньше прав, чем у Васьки с сестрицей. Ну и что с того, что убить или избить планируется именно их, любой человек может при желании помешать совершению преступления, и потенциальные жертвы ему в этом препятствовать не должны. С этой мыслью он отправился к дому, где жила престарелая родственница Суреныча и где сам Андрей бывал несколько раз в гостях у Фимы.

Если ему не изменяла память, то Фима звал ее бабушкой. Старушка, несмотря на свой преклонный возраст, была полна сил и энергии, хотя основательно глуховата. Переносить общение с шустрой старушкой порой бывало трудновато. Например, она обожала зазвать к себе какого-нибудь несчастного сантехника и потом несколько часов мурыжить парня своими рассуждениями и советами, как полагается чинить краны. Молодые люди, собирающие подписи для депутатов, посетившие, на свое несчастие, ее владения, вырывались оттуда бледными и быстро находили себе другой источник доходов. Хуже всех приходилось распространителям слова божьего, потому что старушка любила их больше всего. Вообще старушка свои жертвы никогда легко не выпускала.

В этом ей здорово помогала ее глухота, она просто не слышала слов собеседника, а стало быть, с легким сердцем могла не заметить и его попыток откланяться.

Но в последние дни старушке не везло. Гости к ней не заходили, родичи все не ехали, а страховые и прочие агенты давно обходили ее квартиру стороной. Поэтому появление молодого человека, которого она смутно припоминала по немногим визитам к ее внуку, она восприняла как посланца с небес. Андрей и сам не мог толком сказать, какого черта он приперся в этот дом, зная, что Суреныч в городе и в любую минуту может нагрянуть, чтобы проведать старушку. Не думал же он в самом деле, что детали взрывных устройств будут разбросаны у Суреныча по всей квартире и на самом видном месте. Но бабуля так приветливо улыбалась и так настойчиво приглашала войти, что Андрей не удержался и вошел.