Евгений Мишагин - Английский след. Детектив с элементами иронии и любовного романа

— Я сказал — руки за голову! — продолжал кричать и требовать Костин, приставляя ствол пистолета к макушке головы валяющегося на полу молодого человека. — Я говорил тебе, что мы с тобой еще встретимся, птенчик! Я знал, что этот либерализм следователя Боброва добром не закончится! Стоило ему тебя выпустить, при условии, что ты будешь сидеть дома и являться по первому требованию, как ты тут же свалил совсем! За это я тебе отчасти даже благодарен, потому что я оказался прав в глазах следователя! Поэтому бить я тебя не буду и даже разрешу одеться, а то бы ты у меня сейчас вот так голышом по улице и пошел! Одевайся быстро и без глупостей!

Саша медленно поднялся и стал собираться. Костин, размахивая пистолетом, вслух рассуждал о своем сокровенном:

— Я теперь поторгуюсь с твоим добродетелем Бобровым. Это дело до конца должен раскрыть я! А если захочет Бобров к моим лаврам примазаться, так пусть пишет начальству благодарность мне за активную помощь в раскрытии преступления. Он выпустил тебя по своей глупости, а я нашел и задержал.

Когда Сашу вывели из квартиры в застегнутых за спиной наручниках с высоко поднятыми руками, он увидал на лестничной площадке Надежду. Ее глаза прослезились, вытирая по щекам слезы, она крикнула:

— Сашенька, я для твоей же пользы!

— Спасибо тебе, Надюша! — ответил он.

— Вы сделали все правильно, как я вас и инструктировал, большое спасибо за проявленную активную гражданскую позицию, — бодро произнес оперуполномоченный Костин, потрясая Надеждину ручку.

Решетчатые двери в коридорах, лязг мощных замков и отрывистые команды:

— Лицом к стене! Вперед!

«И собак конвоя злобный вой».

Все эти сопутствующие элементы начавшегося бытия Саши в следственном изоляторе, или, проще говоря, в тюрьме. Подходили к концу третьи сутки, с тех пор как он был задержан, а потом и арестован. Камера была переполнена людьми. Саша если даже и засыпал, то вскоре просыпался от удушья и ртом жадно пытался хватать воздух. Первые две проведенные в камере ночи он не спал совсем, только дремал, спать даже при тусклом свете ночника он еще не привык. Сегодня он хотел спать, но ему мешала начавшаяся головная боль и давящие на сознание мысли. Сбивая вперемешку одна другую, они навязчиво лезли в его больную голову: об убийстве, в котором его пытаются обвинить, о матери, о Насте.

На этот раз Саше Кошкину долго пришлось ждать, когда он попадет в кабинет к старшему следователю Боброву, курирующему те дела, по которым кто-то так старается протащить его в качестве обвиняемого. Около двух недель мутузили его дознаватель из уголовного розыска, следователь из милиции, потом взялся молодой следователь из прокуратуры. Всем хотелось, чтобы он признался в тех преступлениях, которые он не совершал. Держать Кошкина под стражей у них теперь были основания: он исчез из города после того, как дал подписку о невыезде. А тут еще одна беда свалилась на бедную голову Саши. С расстройства или просто от своей глупости он возьми да и скажи следователю, куда ездил на несколько дней, чтобы оправдать свое отсутствие в городе. Следователь тут же послал запрос и выяснилось, что именно Кошкин один проходит по делу кражи сельмага, так как его соучастник является недееспособным лицом. Вот уж обрадовался оперуполномоченный Костин, он восклицал:

— Говорил я вам, что он преступник, так вот подтверждается, между делом он и магазинчики берет!

Саша уже решил, что на этот раз попал он действительно капитально и воли ему не видать долго. Но после встречи со следователем Бобровым надежда насчет выйти на свободу хотя бы под подписку о невыезде еще до суда у него все-таки появилась. От следствия Александр Кошкин вовсе и не думал скрываться, сначала его похитили из-под домашнего ареста, выходить в магазин ему не запрещалось, а потом он лечился от побоев и прятался от похитителей на даче — вот и все. Конечно, пришлось честно рассказать о попытке самостоятельного расследования, потому что пытаются обвинить его самого, это можно понять. А то, что следствию стало известно об их краже в сельмаге, так Саша там стоял только на стреме, понятно, что это все равно считается соучастием в преступлении, но сумма ущерба была незначительной, тем более друг Федя возместил ее сам добровольно. Так что местной прокуратуре придется прикрыть это дело, один и основной обвиняемый — недееспособный, а другой стоял вдалеке, он физически не мог препятствовать неожиданно возникшему желанию у не совсем здорового человека ограбить магазин, предварительного сговора между ними не было, они ранее вообще были незнакомые друг другу люди.

Осеннее солнце дерзко, ослепляющим блеском скользнуло по глазам Саши, он прищурился, но при этом в его душе затеплилась искорка тепла. Душа стала отогреваться от обид и оскорблений, оставшихся за спиной. Он резко повернулся, как бы еще не совсем веря в то, что дверь с маленьким решетчатым окошечком закрылась за ним и он на свободе. На узком крылечке у распахнутой двери продолжал стоять прапорщик, который открыл ему последнею дверь тюрьмы. «Почему прапорщик не уходит? Смотрит на меня, к этому его обязывает инструкция, или он желает вместе со мной разделить душевную радость свободы?..»

Дома Саша приготовил себе ванную, на маминой полке он набрал разных средств и все вылил в воду: для пены, для здоровья, для запаха. Казалось, что Анна Владимировна сама была счастливее, чем ее освобожденный сынок, он был уже сыт, а она предлагала ему съесть еще хоть один пирожок.

«Конечно, хочется показаться и Надьке, чтобы она наконец-то увидела воочию, что меня освободили, — размышлял Саша, лежа в ванной, пуская в разные стороны мыльные пузыри. — Сказать ей еще раз: я не убивал твоего любимого шефа и вообще никого, а выпавший на кухне из кармана пистолет я захватил в боевой схватке с бандитом. Обида на нее есть, сидит вот здесь, — он показал пальцем себе на грудь, — она меня ведь все-таки сдала. А с другой стороны посмотреть, то вышло все к лучшему, меня же выпустили. Неизвестно чем все могло закончиться, если бы я и дальше продолжал скрываться. Хотя обвинений полностью с меня так и не сняли до сих пор, притормозили чуток. Пока эти эмоции отложим в сторону, что делать дальше? Ждать, когда дяденьки следователи во всем разберутся сами? Бобров, тот еще, может, в чем-то разберется, он вроде бы человек, способный соображать. А вот такие, как Костин, тому лишь бы кого схватить, виноват не виноват — это его мало колышет, главное, чтобы был подозреваемый: упало на тебя малейшее подозрение или просто чье-то субъективное мнение, ляпнул человек про тебя что-то плохое — все, виноват, показания свидетеля есть. Нет, так нельзя работать, господа хорошие. Нужна серьезная доказательная база, чтобы обвинять человека. — Саша потянулся за стаканом сока, глотнул и поставил на место. — Мне нужно и о своей будущей работе подумать. Я же хотел стать частным детективом. Как же я буду расследовать чужие дела, если не могу разобраться в преступлении, в котором пытаются обвинить меня самого. Мало ли что я обещал следователю: собственным расследованием не заниматься и сидеть дома. Пожалуй, попробую еще раз раскрутить этот сложный клубок.