Дональд Уэстлейк - Куда уж хуже

– По крайней мере, пока мы не выйдем на улицу,– добавил замыкающий шествие Джон Вайсман.

Джон был еще одним адвокатом Макса, которому иногда казалось, что их у него не меньше, чем тараканов в китайском ресторане. Особенно если неожиданно включить свет на кухне. Джон Вайсман, в частности, вел дела, связанные с банкротством Макса. Он посвятил банкротствам всю свою профессиональную карьеру, и они были его коньком, а также способом безбедного существования, что доказывало: хочешь жить хорошо – облапошивай богачей.

При этом Вайсман не обладал королевским величием Грин-баума. Это был просто невысокий худощавый мужчина в отличной физической форме. С первого взгляда было понятно, что все свободное время, он посвящает охоте, туризму и скалолазанию. Максу часто казалось, что Вайсману приходится прилагать недюжинные усилия, чтобы не являться на судебные заседания в охотничьем камуфляже.

Хотя сегодня камуфляж больше пригодился бы самому Максу. Судья Мэйнмен, жалкий инквизитор с раскормленной ряхой, разглядывал его с таким презрением и брезгливостью, словно тот собрался нарушить все законы одновременно. Кстати, а почему преуспевающие бизнесмены, покупающие законодателей с потрохами, не могут пользоваться лазейками в законах, которые те сочиняют? Но ознакомить судью Мэйнмена с этой оригинальной мыслью Макс не рискнул.

– Вы же понимаете, что я не могу этого сделать,– заявил Макс, когда они покинули здание суда и, спустившись по лестнице с широкими невысокими ступеньками (из тех, что заставляют постоянно смотреть под ноги), направились к его личному лимузину, у открытой двери которого уже застыл в ожидании шофер.

Все трос залезли в лимузин, дверь захлопнулась, и Уолтер спросил:

– Чего ты не сможешь сделать?

– Извините, мистер Фербенкс, но у вас нет выбора,– практически одновременно сказал Вайсман.

Уолтер уставился на него.

– Какого выбора?

– В продаже дома.

– Я не могу этого сделать,– повторил Макс. Лимузин мягко тронулся с места, увозя их подальше от здания этого вонючего суда.– Это оскорбляет лично меня! Это оскорбляет мою компанию и моих сотрудников!

– Но,– осторожно заметил Вайсман,– у нас есть судебное предписание.

Предписание. Этот карикатурный деспот, судья Мэйнмен, когда они вошли в его кабинет, буквально лопался от злости, что кто-то посмел нарушить вынесенные им мудрые решения. Он не поверил ни единому слову Макса, что тот заехал в Каррпорт, чтобы только забрать некие важные документы, и нагло выставлял это свое недоверие напоказ в течение всего разговора. Эта ничтожная пародия на судью, видите ли, сочла себя оскорбленной. Мэйнмен битый час разъяснял все процедуры, содержащиеся в Главе 11 и вытекающие из них запреты, неуклонное соблюдение которых, несомненно, улучшит перспективы кредиторов Макса, а нарушение, напротив, будет стоить последнему очень дорого. Многие миллионы.

Поэтому пришлось унижаться перед этим сукиным сыном: принести извинения, пообещать впредь более серьезно относиться к решениям, вынесенным этим ублюдком, и, наконец, благодарить этого конченого кретина за то, что он закрывает глаза на очевидное нарушение законодательства в обмен на предписание продать дом в Каррпорте.

Да-да! Продать дом и направить вырученные средства в фонд банкротства, на погашение долгов кредиторам. Чтобы каждый сотрудник «ТЮИ», начиная от менеджеров среднего звена и выше, хоть раз побывавший в особняке в Каррпорте, понял, что их босс потерял шикарную недвижимость по прихоти какого-то жалкого судьишки.

– Должен же быть какой-то выход,– раздраженно произнес Макс.– Давайте, думайте оба.

– Макс, Джон прав,– отозвался Уолтер.– Тебе придется выставить этот дом на продажу и надеяться, что его не купят до того времени, когда мы отрегулируем все наши проблемы.

– Нет,– возразил Вайсман.– Дом теперь помещен в список активов, подлежащих обязательной реализации для покрытия долгов по банкротству. И здесь мы ничего не сможем поделать.

– Гм-м-м,– даже обычные звуки, произносимые Уолтером, казались полными значимости и мудрости.

– А что если выставить его на продажу по очень завышенной цене? – предложил Макс.– Чтобы никто даже и не подумал его купить?

– Это будет расценено как неуважение к суду,– ответил Вайсман.– Вы обязаны выставить дом на продажу по реальной рыночной цене, и я должен буду довести это до сведения суда. Увы, тут ничего не поделать.

Макс погрузился в горькие раздумья, вертя кольцо на пальце. Он настолько уже привык к нему, что делал это машинально, даже не замечая.

– Итак, я потерял этот чертов дом,– признал он, наконец.

– Простите, мистер Фербенкс, но это действительно так,– подтвердил Вайсман.

– Макс, ты просто должен оставить это в прошлом и смотреть в будущее,– воскликнул Уолтер, Даже он порой не мог удержаться от напыщенного пустого трепа.

– Я могу наведаться туда еще раз? – спросил Макс.

– После того, как суд примет официальное решение по данному поводу, вам позволят один раз приехать туда, чтобы забрать вещи, принадлежащие компании и вам лично,– пояснил Вайсман.

«Мисс Сентябрь. Возможно, этот проклятый грабитель снова окажется там, и в этот раз я его пристрелю»,– подумал Макс, а вслух проворчал:

Какой чертовски тоненький лучик надежды на фоне огромной гребаной грозовой тучи.

– Не поворачивайся,– предупредила Мэй,– там Энди. Дортмундер, естественно, тут же обернулся и действительно увидел Энди. Тот сидел в другом конце ресторана вместе с привлекательной улыбчивой женщиной. На их столике стояла бутылка дорогого красного вина. Женщина перехватила взгляд Дортмундера, и тот снова уткнулся в тарелку со словами:

– Ты права.

– Я же просила тебя не смотреть в ту сторону,– заметила Мэй.– Теперь она уставилась на нас.

– Ничего, поглядит – перестанет,– успокоил Дортмундер и сосредоточился на отбивной из ягненка.

– Энди делает вид, что мы незнакомы.

– У меня периодически возникает желание сделать то же самое по отношению к нему.

– Интересно, кто она?

Дортмундеру это абсолютно не волновало, и он явно не горел желанием развивать данную тему. Таким образом, беседа зачахла, и они молча продолжили поглощать весьма недурной ужин.

Было уже восемь часов вечера, и ресторан отеля «Н-Джой Бродвей» был практически пуст. Большинство туристов уже поели – или в силу привычки ужинать рано, или потому, что сидели на вечерних шоу, или из-за того, что сильно устали за день и уже отправились на боковую. Мэй заказала к ужину вино, но Дортмундер не стал пить. Во-первых, он старался не делать этого перед тем, как идти на дело, а во-вторых, Мэй потом собиралась уехать домой, а в одиночестве Дортмундер мог опять запросто проспать до полуночи.