Татьяна Луганцева - Мир вашему дурдому!

— Какие?

— Не могу, коньяк кончился, мне для куража еще бы пузырь! Страшные вещи ведь хочу поведать. Я была не то чтобы свидетельницей, но я догадалась, что произошло страшное, и ничего не предприняла. А что я могла? И меня бы убрали. Потом они несколько утихли, чтобы не навлечь на отель и себя лично подозрения. Но вот две девушки, одна так, другая… Другая совсем… — Люся вдруг прикрыла ладонью рот, словно пытаясь остановить приступ тошноты или опасный словесный поток. — Я не могу… Хотя давно мечтала отвести душу.

— Знаете что? А вы сидите здесь и не шевелитесь! — вдруг выдала Муза. — А я сейчас быстро сгоняю в магазин, куплю спиртное и чего-нибудь закусить, мы и продолжим.

— Нетрудно тебе будет? — всхлипнула вконец расстроившаяся Люся.

— Да какие трудности! Сейчас приду! Где тут магазин, работающий допоздна? — спросила Муза.

— Через дорогу небольшой магазин, гадюшник такой, но работает круглосуточно. Только срок годности продуктов надо обязательно проверять.

— Я мигом, — сорвалась с места Муза, чувствуя себя Анкой-пулеметчицей, которая побежала за патронами и обязательно должна вернуться к своим бойцам. Она и предположить тогда не могла, что не все бойцы из отряда дождутся ее с подкреплением.

Муза и не знала, что можно так переживать из-за гибели практически незнакомого человека.

Она сидела одна-одинешенька в своем номере, холодном и неприветливом, и смотрела в глаза пожилому человеку с всклокоченными седыми волосами и очень уставшим и безразличным взглядом.

Это был следователь Капустин Константин Сергеевич. Он очень медленно записывал ее показания. Выглядело это в наш век электроники довольно-таки странно, словно Муза перенеслась в далекие восьмидесятые, скрип его ручки по смятой бумаге просто выводил ее из себя. И интерьер соответствующий, такой «затрапезно-совдеповский», и следователя, судя по лицу и костюму, только что достали из криокамеры. И он не в курсе, что уже идет семнадцатый год двадцать первого века и он уже полицейский, а не милиционер.

— Значит, вы пошли в магазин за продуктами и выпивкой? — спросил следователь хмуро.

— Так и было! Вон продукты. — Муза махнула рукой на брошенный в коридоре пакет. — Я же вам уже все сказала.

— А вы не волнуйтесь так, надо будет — еще сто раз повторите. А почему вы сразу не пошли в подсобку к Людмиле Юрьевне? — спросил следователь, не отрывая взгляда от своей писанины.

— Потому что у нее, как вы выражаетесь, в подсобке очень душно, тесно и неуютно. Поэтому я занесла продукты в номер, а потом пошла за ней, чтобы пригласить к себе и нормально посидеть за большим столом. Здесь все-таки три комнаты, стулья, стол и посуда! — Муза поймала себя на мысли, что он ее сильно раздражает.

— Да, я вижу, люкс, — с неопределенным выражением лица обвел взглядом комнату Константин Сергеевич и зябко поежился: — И дальше что было?

— Я же уже рассказала, — нахмурилась Муза. — Мне тяжело повторять снова и снова.

— Лучше сейчас покончим с этим, чем вам придется со мной проехать в отделение. Сейчас для протокола, — не согласился с ней следователь.

— Поставила я продукты и пошла за Люсей, то есть Людмилой Юрьевной, — нервно дернула головой Муза.

— Дверь в подсобку была открыта? — спросил Константин Сергеевич.

— Открыта, да… Открыта. Я уходила — тоже не закрывала на ключ. Да и Людмила вряд ли закрывалась, она меня ждала. Ей явно не хватило выпивки, — сказала Муза.

— И дальше? — допытывался следователь.

Муза снова дернулась и перевела дух.

— Захожу внутрь, а там, там… Все сдвинуто, разбросано, перевернуто, — вздохнула Муза, — нет, там и до этого порядка особо не было, но тут сразу бросилось в глаза, что все как-то перевернуто, такая энергетика сразу была в помещении, очень плохая…

— Именно это бросилось в глаза? — строго посмотрел на нее следователь.

— Вначале да. А потом среди всего этого хаоса я увидела мертвую Люсю. Ой, не могу! Это ужасно! — закрыла лицо руками Муза, словно пытаясь скрыть от самой себя уже увиденную картину, но ничего не получалось, потому что картинка эта врезалась в память, а от нее руками не закроешься.

— Почему вы сразу же поняли, что она мертвая? Вы ее хоть трогали или так, на взгляд? — спросил Константин Сергеевич.

— Как-то сразу и поняла! Столько крови, и бледное лицо, и этот остановившийся взгляд. Нет, такого взгляда у живого человека просто не могло быть. Это ужасно! — всхлипнула Муза.

— А что вы потом сделали? — подул на ручку следователь, потому что в этом прохладном помещении даже паста замерзла.

— Я же говорю, кинулась к ней и попыталась понять.

— Что? Жива или нет? Вы же только что сказали, что сразу же поняли, что Людмила Юрьевна мертва, — напомнил ей следователь.

— Не путайте меня! Да, я поняла! Ну а что бы вы сделали на моем месте? Вообще даже не потрогать человека? Не проверить, так сказать. А вдруг бы она дышала? Вдруг надо было бы сделать искусственное дыхание и женщина ожила бы? — занервничала Муза, прямо чувствуя, что ее в чем-то подозревают, в том, что она не то чтобы не делала, а даже не думала!

— Вы умеете делать искусственное дыхание? — неожиданно с подковыркой уточнил следователь.

— Нет, но в тот момент я не думала об этом! Я ее просто отчаянно тормошила в надежде, что все еще, может, обойдется…

— Тормошила?

— Ну, так… трясла, а вдруг оживет? — снова вздохнула Муза.

— Я же чего так подробно спрашиваю… — начал Константин Сергеевич.

— Да? Я ведь первая ее нашла! Я — свидетельница! — ответила Муза. — Только я ничего не знаю…

— …Вы вся в крови, — начал он издалека.

— Там всё в крови! — воскликнула Муза.

— Да, я знаю. Вы тоже вся в крови, то есть только вы и в крови, больше ни одного испачканного кровью человека в гостинице не было, вы вместе пили — это два!

— Пила в основном Людмила, я — чисто за компанию! Можете меня проверить на алкоголь!

— И проверим, если надо будет, — успокоил ее следователь.

— Так вы что, меня подозреваете? — наконец дошло до Музы, и она смогла это озвучить. — Что мы выпили лишнего и я бутылкой убила человека?! А теперь я тут сижу и притворяюсь? Да вы что?! — От возмущения у Музы даже в глазах потемнело.

— Именно эта версия кажется на сегодняшний день самой правдоподобной, — ответил ей Константин Сергеевич, захлопывая свой блокнот, словно ставя точку в расследовании и своих умозаключениях.

— Я не делала этого! — затряслась Муза.

— А кто это мог сделать? Она старая больная женщина, да еще и одинокая. Такие удары наносятся только по пьяни, в такой домашней разборке, а пили вы вдвоем. Это называется простым словом — бытовуха!

— Я уходила в магазин! А когда вернулась, Люся была уже мертва! Я ничего не делала и никого не убивала! — всплакнула Муза, которую уже успело вырвать после увиденной кровавой картины.