Татьяна Луганцева - Мир вашему дурдому!

— Главное, что всё закончилось хорошо и злодеи пойманы, — сказала она. — Не говори, что я бессердечная, но Генрих получил свое! Уж он-то попил кровушки у женщин!

— Не будем о нем, о покойных плохо не говорят, — остановила ее Муза, которая нежно держала за руку Григория.

Рука у нее еще побаливала. Пуля, выпущенная Антониной, пробила кость, была операция, спица… Совсем недавно сняли гипс. И вот Григорий теперь каждый вечер и при первой же возможности массировал ей пальчики и руку.

— Это так трогательно! — заметила Настя. — Вы как пара голубков!

— Так и есть, — улыбнулся Григорий. — Мы всегда будем вместе. У меня дома теперь две прооперированные женщины — Муза и дочка. Просто лазарет какой-то. Хорошо, что обе операции прошли успешно. Это счастье.

— Да, мы теперь пойдем на поправку, — пообещала Муза, держа чашку с ароматным кофе.

Настя покачала головой.

— Это специально, что ли? Раз ты пианистка, то судьба преподносит тебе всегда ранения именно в руки! То вилка, то пуля!

Муза рассмеялась.

— Я тоже уже думала об этом. Помните, как мне воткнул вилку в руку несостоявшийся жених-шизофреник?

— Как вспомню, так вздрогну, — дернул плечом Григорий, ведь именно ему пришлось эту вилку доставать.

— Ну так вот! К руке чувствительность вернулась! Я сначала сама не поверила, но это правда! Так, глядишь, после огнестрела и в другую руку вернется. Останется только потренироваться — и вперед, то есть назад в профессию! — сказала Муза.

Настя слушала ее, открыв рот.

— Да, с твоими талантами и такими способами возвращения чувствительности ты точно далеко пойдешь! Станешь снова звездой международного уровня. Я представляю ответ журналистам на вопрос: «Как вам удается настолько виртуозно владеть инструментом?» И ты такая, вальяжно развалившись в кресле: «Как сказать, господа начальнички? Всегда играла, потом потеряла чувствительность. Потом пулю поймала одной рукой, вилку воткнули в другую. Все зажило, и теперь я играю, как Моцарт, в натуре!»

Настя сказала это с таким лицом, что все рассмеялись.

— Думаю, что я останусь с Викой, а все гастроли в моей жизни закончились. Теперь все свое время я посвящу семье, — сказала Муза, и Гриша поцеловал ей руку. — А бог даст, так и общего ребенка родим.

— А куда дели тело настоящего Виталия? Извините, что интересуюсь, порчу настроение в такой чудный день, — спросила Настя.

— Тело до сих пор не нашли, — ответил Григорий. — Но у Музы своя версия.

— И я уверена, что она верная. Не зря нам рассказали о пленных немцах, затопленных в болоте рядом с домом Виталия. Думаю, что он там. Антонина — страшная женщина… а ее дед руководил затоплением пленных. Гены… и страшное знание об этом. А то, что Петр не колется, — его это не спасет. Доказанных преступлений тянет уже на пожизненное, — ответила Муза.

— Я поражаюсь, как ты до всего додумалась, — покосился на нее Гриша.

— Я, когда поняла, что там правды не найти, вернулась в Москву, обратилась к тебе за помощью.

— Но догадалась-то ты! — настаивал он. — Я просто помог.

— Я же была на месте преступления, только картинка не вырисовывалась, а при взгляде со стороны все сошлось. Это как мелодия — нет-нет, а потом все сложилось и зазвучало. Так и у меня. Эх, принесла я всем только неприятности! — вздохнула Муза.

— Не говори так! Что бы мы без тебя делали? — обнял ее Григорий.

— А деньги? Куда теперь пойдут деньги? Наследство Федора? — спросила Настя.

— Хороший вопрос! Если нет того, кто бы их принял, оговаривалось с покойным, то ими могу распоряжаться я. Думаю, что…

— Благотворительность! — хором закончили за нее мысль Настя и Григорий, заказавший на всех десерты.