Елена Роговая - Лувр делает Одесса

– То ли гений, то ли сумасшедший, – понимающе кивнул Кузьмич уходящему Фиме вслед.

С этого дня Фима забыл про обеды и все свободное время тратил на изготовление броши. Как ни странно, но самым сложным для него была распиловка камня. Он долго вертел в руках малахит, смачивал водой, чтобы получше разглядеть узор, но все никак не мог решиться на столь ответственный для него шаг.

– Да что же ты так с ним мучаешься! – усмехнулся мастер, глядя на задумчивого Фиму. – Это всего лишь малахит.

– Мне рисунок важен, потому и думаю.

– От камня что хочешь?

– Чтобы по кабошону полоски поперечные шли.

– Это не узнаешь, пока не распилишь. Тебе, как я понимаю, камешек-то небольшенький нужен. Если что-то пойдет не так, ошибка будет недорогой. Малахит – не алмаз. Пили с учетом прибавки к «чистому» размеру обдирку камня, шлифовку и всех таких делов! С пилой будь повнимательней. Смотри, чтобы она не «захватила» камень. Он у тебя маленьких размеров, поэтому будет за лучшее, если неудобный край приклеить к торцу деревянного бруска.

Слова мастера придали Фиме уверености. Он сделал все как советовали, и медленно начал распил. Первая попытка оказалась неудачной. Только после грубой шлифовки стало ясно, что желаемого направления узора нет. Следующий срез Фима решил сделать под другим углом.

– Ну как, получается? – поинтересовался мастер.

– Вроде бы да, но только со второго раза.

– Похвально. Приступайте к обработке и берегите руки, молодой человек. Они вам еще пригодятся.

– Это да, – улыбнулся Фима.

После обдирки можно было вздохнуть с облегчением. Полосочки по брюшку шли в нужном направлении. С помощью смолы Фима закрепил кабошон на киче и приступил к шлифовке. Хоть камень еще и не был готов, но уже можно было сказать, что мушка получится довольно симпатичной. Аккуратно, не спеша Фима отполировал малахит на кожаном круге и полученным результатом остался весьма доволен. Обработанный камень раскрылся во всей полноте. Кольчатый узор на мушьем тельце удивлял красотой и естественностью.

«Вполне себе «живое» брюшко, – с удовольствием отметил Фима, прикладывая камень к золотому «скелету». – К нему прям-таки просятся лупатые глазки из горного хрусталя. Хоть Кузьмич и советовал добавить лазурит, но я откажусь. Два вида камня в одном изделии вполне достаточно. Пестрота упростит брошь, а мне нужен шик и благородство, насколько это возможно в моем случае. А что, если сделать разную фактуру тельца? Зачем лапкам с усиками блеск? Они же у мух волосатые. Можно пройтись по ним мелким чеканом или «запечь» в золотой пыли. Получится матовая, шероховатая поверхность. Крылышки, как и планировал, расправлю и немного приподниму. Красивая спинка должна быть на виду. Не зря же я так долго мучился, добиваясь нужного рисунка на камне. В таком виде естественности будет больше. Камни по краю делать не буду. Вставлю их между крупных прожилок и по всей поверхности крыла. Пускай переливаются и играют на свету.

Как и всякий уважающий себя мастер, Фима ушел домой с мыслью о своей «подопечной». До самой ночи он продумывал крепку, пайку, форму застежки и многое другое, от чего будет зависеть конечный результат. Мозг не желал отключаться даже ночью, прорабатывая все до мельчайших подробностей. Это мешало и не давало высыпаться, но Фима со смирением переносил творческие мучения, потому что знал: все достойные вещи рождаются именно при таком состоянии нервной системы.

Как ни странно, но за все время работы над брошью Генрих Карлович ни разу не подошел к строптивому ученику. Отсутствие контроля радовало Фиму и не мешало продвигаться к намеченной цели. С моделью застежки не пришлось долго маяться. Сделав несколько чертежных набросков, Фима решил острие булавки уложить в специальную откованную выемку, которая должна будет надежно ее фиксировать благодаря упругому натяжению проволочных витков на противоположном конце. Сборка деталей и пайка со шлифовкой тоже заняли немало времени, но это уже было дело техники и по сложности не шло ни в какое сравнение с творческими мучениями.

Все! Наконец-то работа была выполнена и жаждала демонстрации. Фима чувствовал несказанную радость, но не спешил отдавать муху на суд преподавателей. Немного подумав, он решил нарушить запрет выноса изделий из мастерской и в обеденный перерыв отправился с мухой в лавку Левинзона.

– Рад вас видеть, Ефим Разумовский! – искренне обрадовался ювелир. – Вы неспешно подумали и решили мне сказать «да». Таки «да» или есть варианты?

– Возможно, но сейчас я зашел по другому вопросу. Вы имеете минуточку времени взглянуть на одну вещицу?

– Молодой человек, у Марка Абрамовича есть много минуточек в запасе, если это касается серьезного дела. Не томите, показывайте, что принесли, и будьте себе спокойны за справедливую оценку.

Фима не торопясь нащупал в кармане носовой платок и извлек из него брошь. Красавицу муху он положил на кусок черного бархата, всегда лежащий на конторке для подобных случаев. При виде украшения выпуклые глаза Марка Абрамовича враз сузились до размера щелочек, а мясистые губы смешно затряслись и вытянулись в толстую сморщенную трубочку.

– О-о-о! Весьма-весьма! – только и смог он произнести, разглядывая мушку.

Маленькими толстыми пальчиками он зацепил бархатную тряпицу за уголок и подтянул ее поближе к себе.

– Кто мастер сей красоты?

– Я.

– Чем докажете?

– Честным словом, подкрепленным чертежами.

– Это меняет дело. Сколько вы хотите за нее?

– Не знаю. Меня это не очень волнует.

– Как можно, молодой человек, так небрежно относиться к своему труду! Вам не нужны материальные блага?

– Все равно она будет продана в магазине ювелирной мастерской. Я ее сделал для подтверждения квалификации. Мне нужно закончить учебу как можно раньше и уехать домой к жене. Господин Левинзон, вы же видите, я умею, но мне не верят.

Ювелир взял в руки лупу и принялся тщательно рассматривать муху при большом увеличении.

– Как ни обидно, но придраться не к чему. Работа сделана аккуратно и со вкусом. Достойная вещица для модных дамочек.

– Это хорошо, – улыбнулся Фима.

– Это ужасно! Это ужасно, молодой человек, что вы по сей день не у меня в мастерской! Бросайте учебу и приходите. Вы действительно можете, как я посмотрю. Я дам вам приличную зарплату. Пятьдесят копеек в день вас устроят?

– Пожалуй, да, – застенчиво ответил Фима.

– Ну кто так отвечает! – брезгливо сморщился ювелир. – Вы должны торговаться. Умейте продавать себя как можно дороже. Зачем вы соглашаетесь на первую цену? Азохн вей, какой скучный день!

От такого поворота событий Фима даже немного растерялся. Он стоял и глуповато улыбался, глядя, как искренне страдает Левинзон от его наивности.