Дональд Уэстлейк - Плохие новости

— Что? Ни за что!

— Ну, тогда позже, — сказал Дортмундер. За ним открылась дверь и странный голос, заговорил очень быстро: — Я определенно не понимаю, что здесь происходит. Я к тому, что, неужели человек не может просто припарковаться на обочине, это же просто медитация, в темноте. Я не понимаю, чего вы от меня хотите.

Голос замолк, и Келп, стоя в дверном проеме за Дортмундером, сказал:

— У него было записывающее устройство.

Все еще глядя на Фицроя, Дортмундер сказал:

— Энди, выруби его чем-нибудь.

Фицрой остолбенел. Он повернулся, не обращая никакого внимания ни на пистолет, ни на парней, заорал:

— ЧТО?!

— Сэр, я понятия не имею, кто вы, — сказал голос, — и я не хочу участвовать в том, что здесь происходит.

— Ирвин?! — продолжал орать Фицрой. — Ты нас записывал? Какая же ты крыса!

Повисла пауза. Лицо Фицроя было теперь в нескольких дюймах от Дортмундера, его гневный взгляд был сфокусирован на людях, стоящих сзади. Потом фокус сместился, и он встретился взглядом с Дортмундером. Дортмундер дружелюбно улыбнулся, указал на пистолет и сказал:

— Просто плыви по течению.

За ним снова появился голос:

— От тебя нужно защищаться, Фицрой.

— Мерзкая, мерзкая крыса…

Келп сказал:

— Кажется, среди воров это называется «выпасть из дела».

Дортмундер сказал:

— Зови своих Энди, — и повернулся к Фицрою, — а когда они сюда прибудут, вам лучше отступить.

Фицрой пытался собрать все силы, чтобы вернуть самообладание.

— Друг мой, — сказал он, делая вид, что все это время он был абсолютно спокоен, — я не понимаю, почему вы все не так поняли. Ирвин должен был всего лишь наблюдать на случай, если возникнут неприятности.

— Нет никаких неприятностей, — уверил его Дортмундер. Дверь возле Фицроя открылась, и Келп сказал:

— Выходи, Фицрой.

Дортмундер пролез через гроб и вышел из машины. Он закрыл дверь и когда подошел к переду машины, Келп уже держал в правой руке пистолет Ирвина, а эти двое удрученно стояли рядом, держась за перила. Ирвин, новый голос, был таким же пухлым и непривлекательным, как и Фицрой.

Дортмундер спросил у Келпа:

— Ключи от Вояджера у тебя?

Келп поднял левую руку, чтобы показать связку ключей.

— Да, — сказал он и выкинул ее в канал, — и уже нет.

— Нет! — заорал Ирвин.

— Слишком поздно, — сказал Келп.

Дортмундер спросил:

— Фицрой, может у тебя, случайно, завалялись наши две тысячи долларов?

Фицрой посмотрел на него смущенно.

— Не все, — сказал он.

Дортмундер спрятал пистолет в карман, схватил его за руку и приказал:

— Кошелек, Фицрой.

— Может, — начал Фицрой, — мы это обсудим?

— Конечно, — согласился Дортмундер. — Какой был план?

— Нет.

— Кошелек, Фицрой, или я прострелю тебе колено, и тебе это не понравится.

Фицрою совсем не нравилась идея, что его кошелек будут выворачивать наизнанку, но, тем не менее, он его отдал. Дортмундер подсчитал купюры и с лицом, полным неприязни сказал:

— Четыреста тридцать семь долларов.

— Прости, Джон, — извинился Келп, — я и не думал, что он такой ублюдок.

Дортмундер забрал деньги и вернул кошелек, потом повернулся к Ирвину:

— Выворачивай карманы.

Ирвин выглядел удивленным и оскорбленным.

— Я? А почему я? Я не обещал вам денег!

Дортмундер подошел к нему очень близко.

— Ирвин, — сказал он, — ты помнишь, что я говорил про колено?

Ирвин, жалуясь и ворча, бросая гневные взгляды на Фицроя, словно во всем была только его вина, достал свой потертый бумажник и отдал Дортмундеру. Дортмундер подсчитал наличку, сложил ее в карман, отдал кошелек назад и сказал Келпу:

— Еще один богач. Двести тридцать восемь.

Фицрой попытался сказать:

— Я верну вам остаток. Обещаю!

— Нет, Фицрой, — сказал Дортмундер. — Сейчас дела обстоят совсем иначе. Без нас ты не сможешь завершить эту аферу. А если попытаешься, по свистку на тебя начнется травля.

— Так что завязывай, — сказал Келп.

— И рассказывай, — закончил за него Дортмундер. — Теперь мы твои партнеры. Так что рассказывай, в чем планы аферы.

— Никогда, — сказал Фицрой.

— Никогда — это долго, — прокомментировал Дортмундер. — Пошли Энди.

Фицрой крикнул:

— Что вы делаете?

Но поскольку было и так понятно, что они делают, они не стали отвечать. Они сели в бус, Дортмундер сел за руль. Потом они развернулись на мосту, а Ирвин и Фицрой продолжали таращиться на них. Потом Дортмундер опустил стекло и сказал:

— Когда захотите пообщаться, вы знаете, где найти Энди. В интернете.

Он закрыл окно, и они поехали в сторону Лонг-Айленда, приговаривая с глубоким презрением: «В интернете».

— Везде паршивые овцы, Джон, — сказал Келп.

— Это я паршивая овца, — перебил его Дортмундер, — только меня не найти в интернете.

— Я знаю, — улыбнулся Келп. — Тебя невозможно заставить пользоваться даже телефоном. Что будем делать с машиной?

— Оставим на парковке Ла Гуардия на сегодня. А завтра заберем. Или ты заберешь, в конце концов, это ты втянул нас в это.

Келп виновато улыбнулся:

— Договорились, Джон.

Дортмундер покачал головой:

— Не могу дождаться, — сказал он, — чтобы рассказать Мэй про эту злосчастную тысячу долларов.

Гилдерпост от злости не мог даже говорить. Он смотрел, как уезжает его бус, по мосту в сторону Лонг-Айленда, с Джосефом Рэдкорном на борту, и, когда уже исчезли из виду огни стоп-сигналов, он впился взглядом в Ирвина, которому не было прощения. На мосту было несколько небольших фонарей, но их было достаточно, чтобы Ирвин смог уловить это взгляд. Поначалу он его игнорировал, а потом вдруг почувствовал себя ничтожным, трусливым подхалимом.

Он начал разговор:

— Как ты мог провалиться?

Гилдерпост задохнулся от возмущения:

— Я? Я провалился?

— Ты сделал что-то, что их спугнуло.

— Они заметили тебя! Тебя! С самого начала!

Ирвин презрительно усмехнулся:

— Эти придурки?

Немного успокоившись — во время разговора гнев постепенно улетучивался — Гилдерпост посмотрел в сторону Лонг-Айленда, куда Энди и Джон исчезли вместе с бусом.

— Не думаю, Ирвин, — сказал он, — что они придурки.

— Они должны были выкопать гроб. Они же не ученые!

— Да, да, я в курсе, — согласился Гилдерпост. — Мы ожидали, что они будут кем-то вроде парней из Невады. Однако мы связались не с такими людьми.

— Когда этот сукин сын вышел из темноты, — прошипел Ирвин сквозь зубы, — подошел туда, где я стоял и засунул мне пальцы в нос, я не мог поверить в происходящее.

Гилдерпост нахмурился.

— Засунул пальцы тебе в нос?

— Это, черт возьми, больно, — возмутился Ирвин. — Какого-то черта он там оказался, поднял руку и запихнул два пальца прямо мне в нос, и продолжал поднимать руку вверх.