Лора Ванхорн - Выход зубной феи

Эксперты о внезапном воскрешении человека с пробитым черепом узнали первыми. Были написаны, выверены и посланы наверх весьма крепкие объяснительные, где специалисты особенно напирали на то, что и в современном мире остается место для чуда. Иначе, как волшебством и аномалией это назвать было нельзя. По всем медицинским и физическим канонам Афонькин давно должен был жить только в памяти своих друзей и близких, а он уже открывал глаза и просил добавку тефтелей на обед. Когда больной начал жевать спиртовые салфетки и изучать зеленочную этикетку на предмет содержания алкоголя, завотделением не выдержал и решил, что выздоровление наступило бесповоротно.

Следователь попытался опросить Афонькина еще несколькими днями ранее, но речь к пострадавшему пока не вернулась. Повторную встречу отложили на потом. Катанину, вечно где-то носящемуся, об изменении обстоятельств сказать забыли, а Рыжий все узнавал только от своего непосредственного начальника Виталия. Таким образом, весть о живом Вольдемаре отправила на освободившуюся койку милиционера, который не перенес столь сильных впечатлений. Производственная травма, с кем не бывает.

К моменту поимки Поленко охранник уже мог и хотел поговорить. Оказалось, проснувшись поутру после их с директором разговора, Афонькин прямо-таки горел рвением. Горело, как в плавильном цехе, у него внутри. Заметив шкалик беленькой прямо у себя в нагрудном кармане, он зауважал начальство еще больше, опорожнил пузырек и дальше некоторое время ничего не помнит. Ближе к полудню, когда он очнулся повторно, над ним стоял друг и товарищ, и даже брат по посиделкам, Леонид Серафимович. Он попросил подойти к его автомобилю, проверить, все ли там в порядке и не околачивается ли кто вокруг дорогого внедорожника. Директор даже любезно предложил Афонькину свою куртку. Охранник вышел, отогнал от машины двух подозрительных типов с перекошенными мордами, а потом решил посвистеть и заложил для этого руки в карманы. Это так надо, оно все взаимосвязано. Еще хорошо перед свистом полузгать семечки, но их не было. Так вот, в карманах он нашел клочки какой-то бумажки. Там всего четыре части было, минут десять ушло, чтобы их соединить. В брюках у него как раз нашелся обрывок скотча. И все равно оставалось непонятным, что это за "верни по-хорошему", "тебя ждет страшное" и так далее. В общем, когда директор подошел, на Вольдемара напало чувство юмора, и поскольку это было впервые, как и многие дебюты неудачно закончилось.

— Смотрите, что я вам написал, — сделав серьезное лицо, сказал Красномордый. — А вы рвете! У-у-у, — и он состроил Поленко веселую козу. Розыгрыш по мнению Красномордого оказался удачным. Директор весь побледнел, заморгал глазами и вдруг стал показывать шутнику на что-то очень удивительное на другой стороне дороги. Пока охранник всматривался в гущу пятиэтажек, Леонид Серафимович щелкнул сигнализацией, зашуршал пакетом, а потом Афонькин провалился в темноту. Там было хорошо и спокойно, и он, Афонькин, ни к кому претензий не имеет.

После рассказа Вольдемара и очной с ним ставки Поленко с удовольствием дал признательные показания, упирая на то, что удар битой не имел преступных намерений. Убивать он вообще не собирался, и все это произошло в состоянии аффекта. Просто утром в своем кабинете в мусорном ведре Леонид Серафимович нашел клочки исписанной бумаги. Он привык быть в курсе всех дел, поэтому обрывки достал, соединил и прочитал. Это было то самое угрожающее письмо, в котором инженеры давали Поленко последний шанс. Убегая после происшествия с Тихоном, они как настоящие джентльмены убрали за собой и кинули неактуальную записку в ведро. Летчик, уверенный, что автор записки — школьный коллектив или отдельные его члены, во чтобы то ни стало решил отыскать этого Прометея и примерно наказать, желательно троекратным выговором и публичной поркой. Предательство Афонькина его поразило, и дальнейший результат известен.

Когда охранник неожиданно оказался мертвым, на горизонте вдруг замаячили другие враги вредоносного директора: в убегающих с его битой двух мужчинах он моментально признал инженеров из Североморска. Благо дело, их он мог ежедневно лицезреть на собственном авто. Но дальше все было, как он сказал до этого, никакого преступления!

С походом на имение Бериных выходило не так ладно. Поленко все время путался в показаниях: то его лично вызвала Жанна Станиславовна, чтобы вместе полистать альбомы и вспомнить молодость, то он сам не мог пережить долгой разлуки с когда-то оставленной, нет, потерянной невестой и пошел искать ее в поля, но разумно и логично ничего не сходилось. Следователь, опираясь на показания самой госпожи Валорской, ее сына, милиционеров, спасателей и вездесущих пони, все-таки пришел к выводу, что Поленко проник на территорию "Заозерной" с далеко идущими преступными намерениями и пистолет, смазанный и заряженный, был при нем. Наверное, не для того, чтобы пить с ним чай.

Показания Амалии Петровны Винтер оказались очень важными, хоть их и пришлось тащить почти клещами.

— Почему вы сразу не сказали, что видели нападение на Афонькина? — в который раз допытывался Катанин у ледяной математички.

— Потому что вы неверно сформулировали условия задачи, молодой человек, — не разжимая тонких губ, цедила учительница. — Вы спрашивали, знаю ли я, где на момент вопроса находится господин Поленко. Я не знала. Тренируйте абстрактное мышление. Пока вам даже "два" надо еще заработать.

Впрочем, об увиденном Винтер все же собственноручно написала, с графиком движения снаряда к голове жертвы и скоростью отхода Поленко от места преступления.

На суде же все перевернулось. Нанятый директором юрист, маститый седовласый мужчина, гарантировал торжество справедливости и ухмылялся следователю в лицо, критикуя каждое из доказательств. Опергруппа мрачнела день ото дня, готовясь, что дело рассыплется, как асфальтовая дорога, наспех положенная зимой к приезду премьер-министра.

Адвокат не подвел. Своим пламенным выступлением он отговорил суд давать его клиенту два года условно, чего гневно требовал прокурор.

— Ваша честь, Вы только посмотрите, — матерый правозащитник возводил глаза к небу и тряс кулаками, — только посмотрите на этого человека! — сухой палец упирался в директора. Зал с интересом поворачивался к пеговолосому мужчине, с видом оскорбленной невинности сидящему за решеткой. Адвокат заливался соловьем:

— Что вы видите? Хулигана, пошалившего с товарищем? Неверного мужа, шатающегося в поисках запретных удовольствий? Нет, ваша честь! То, в чем обвиняют моего подзащитного, просто немыслимо. Легкий вред здоровью и проникновение на чужую дачу с целью какой-то там порчи. Разве на такие мелочи разменивается этот талант, этот титан мысли? Нет, позвольте заметить, он не таков. Вы скажете мне: он покушался на убийство, но неудачно. Поэтому не будем к нему строгими. А я отвечу вам: убийство все-таки произошло. Убийство честного имени непорочной женщины, матери, благодетельницы нашей губернии. Убийство в этих детишках, его подопечных гимназистах, веры в старших, в начальство, в высший разум, наконец! Убийство нашего с вами времени, которое мы могли бы потратить на более достойные дела. Можем ли мы ему это простить? Этому губителю зеленых росточков юности? Моя совесть говорит мне: не забудем, не простим. Ваша честь, мой клиент достоин высшей меры наказания. Я сказал.