Луиза Пенни - Время предательства

– Живой труп, – сказал Гамаш.

– Брак-вампир, – рассмеялась Клара. – Только без той радости, которую дает сосание крови.

– Вы скучаете?

– В тот день, когда он уехал из Трех Сосен, я проводила взглядом его машину, потом вернулась в дом и прислонилась к двери. Я поняла, что прижимаю дверь спиной на тот случай, если он вернется и попытается войти. Но беда в том, что я его люблю. Я просто хочу знать, закончен ли наш брак и не пора ли мне начинать жить по-новому, или же его еще можно возродить, – сказала Клара.

Гамаш несколько секунд смотрел на нее. Отметил седеющие волосы и удобную, небрежно подобранную домашнюю одежду. Отметил смятение Клары.

– Позвольте дать совет? – тихо произнес он.

Она кивнула.

– Я думаю, вам нужно попробовать жить так, будто вы сама по себе. Если он вернется и вы почувствуете, что жить с ним лучше, – прекрасно. Но вы будете знать, что вы самодостаточны.

Клара улыбнулась:

– Мирна советовала мне то же самое. Знаете, вы с ней похожи.

– О да, меня часто принимают за крупную чернокожую женщину, – согласился Гамаш. – Мне говорят, что это моя лучшая черта.

– А вот меня никогда за нее не принимают. И это мой главный недостаток, – сказала Клара.

Она обратила внимание на задумчивый взгляд его карих глаз. На его неподвижность. На подрагивающую слегка руку. Слегка, но все же заметно.

– Вы здоровы? – спросила она.

Гамаш улыбнулся, кивнул и поднялся:

– Абсолютно.

Он прицепил поводок к ошейнику Анри и надел на плечо сумку с собачьими припасами.

И они пошли по деревне – человек и собака – в красном, зеленом и золотом свете трех громадных сосен, оставляя следы в снегу, похожем на витражное стекло. Гамаш думал о том, что он сказал Кларе те самые слова, которые говорил Анни.

Когда ничто не помогло – психоанализ, посредничество, мольбы продолжить лечение, – Анни попросила Жана Ги покинуть их дом.

В тот сырой осенний вечер Арман сидел в машине по другую сторону улицы от их жилища. С деревьев падали мокрые листья, подхватываемые порывистым ветром. Они прилипали к лобовому стеклу, устилали дорогу. Он ждал. Наблюдал. Вдруг дочери понадобится его помощь.

Жан Ги ушел без принуждения, но, уходя, он увидел Гамаша, который и не пытался прятаться. Бовуар остановился посреди блестевшей под дождем улицы, окруженный вихрем мертвых листьев, и в его взгляде было столько яда, столько ненависти, что это потрясло даже главу отдела по расследованию убийств. Но и тут старший инспектор нашел чем успокоить себя. Теперь он знал, что если Жан Ги и надумает причинить вред кому-то из Гамашей, то только не Анни.

Тем вечером он ехал домой, испытывая облегчение.

С тех пор прошло уже несколько месяцев, и Гамаш знал, что у Анни больше не было никаких контактов с Жаном Ги. Однако это не означало, что она не тоскует по нему. По тому Бовуару, каким он был прежде и каким мог стать снова. Если ему предоставить шанс.

Когда Гамаш вошел в дом Эмили, Тереза поднялась с кресла у огня.

– Кто-то здесь хорошо вас знает, – сказала она, протягивая Гамашу хрустальный стакан. – Оставили бутылку отличного виски в буфете, пару бутылок вина и пиво в холодильнике.

– А в духовке – курица в вине, – добавил Жером, выходя из кухни с бокалом красного вина. – Она греется. – Он поднял бокал. – À votre santé [31] Ваше здоровье (фр.) . .

– Будьте здоровы, – отозвался Гамаш, поднимая стакан за Брюнелей.

Тереза и Жером заняли свои места, уселся и Гамаш, стараясь не расплескать виски в процессе посадки. Рядом с ним на диване лежала мягкая подушка, и он шутки ради хлопнул по ней ладонью.

Звуков музыки оттуда не полилось, но он сам тихонько напел несколько нот из «Гуронской рождественской песни».

– Арман, как вы нашли этот дом? – спросила Тереза.

– Его нашел Анри, – ответил Гамаш.

– Ваш пес? – уточнил Жером.

Услышав свое имя, Анри поднял голову и снова ее опустил.

Брюнели переглянулись. Анри, будучи красивой собакой, все же никогда бы не смог поступить в Гарвард.

– Понимаете, он здесь жил, – объяснил Гамаш. – Его еще щенком взяла из собачьего приюта мадам Лонгпре. Вот почему он знал этот дом. Мадам Лонгпре умерла вскоре после нашего знакомства. Так у нас с Рейн-Мари и появился Анри.

– А кому теперь принадлежит дом? – спросила Тереза.

Гамаш рассказал об Оливье и о событиях сегодняшнего утра.

– Ну вы и хитрюга, Арман. – Тереза откинулась на спинку кресла.

– Уж не хитрее той маленькой шарады в вашем кабинете.

– Oui, – согласилась она. – Извините.

– А что ты сделала? – спросил Жером у жены.

– Она вызвала меня к себе в кабинет и устроила головомойку, – ответил Гамаш. – Сказала, что у меня бред и она больше не хочет участвовать в моих играх. Даже пригрозила пойти к Франкёру и все ему рассказать.

– Тереза, ты мучила и водила за нос такого несчастного, слабого человека?

– Пришлось. На тот случай, если меня прослушивают.

– Вы меня убедили, – сказал Гамаш.

– Правда? – На ее лице появилось довольное выражение. – Замечательно.

– Я слышал, его легко провести, – сказал Жером. – Его доверчивость стала притчей во языцех.

– Все детективы, расследующие убийства, страдают доверчивостью, – согласился Гамаш.

– И как же вы все-таки догадались? – спросил Жером.

– Помогли годы тренировки. И глубокое знание человеческой природы, – сказал Гамаш. – К тому же Тереза дала мне кое-что.

Он вытащил из кармана аккуратно сложенный лист бумаги и протянул Жерому.

Если Жером и в самом деле что-то нашел, то я должна исходить из того, что мой дом и кабинет прослушиваются. Я сказала Жерому, чтобы он собирал вещи для поездки в Ванкувер. Но не хочу, чтобы моя дочь оказалась замешана. Ваши предложения?

– Когда Оливье позвонил и сказал, что мы можем воспользоваться домом Эмили Лонгпре, я на обороте записки Терезы написал свою и попросил инспектора Лакост показать мое сообщение вашей жене.

Жером перевернул лист и увидел почерк Гамаша:

Езжайте в аэропорт к вашему рейсу, но в самолет не садитесь. Возьмите такси до молла Диз-Трент в Броссаре. Я вас там подберу. У меня есть безопасное место .

Доктор Брюнель вернул лист Гамашу. Ему запомнились первые слова из записки жены: «Если Жером и в самом деле что-то нашел…»

Его жена и Гамаш продолжили разговор, а он, потягивая вино и глядя в огонь, думал, что «если» здесь уже лишнее.

Он не сказал Терезе, но, когда она наконец уснула ночью, он сделал одну глупость. Включил компьютер и предпринял еще одну попытку. Он внедрялся все глубже и глубже в систему. Отчасти для того, чтобы посмотреть, что там обнаружится, а отчасти для того, чтобы попытаться привлечь наблюдателя. Если таковой есть. Жером хотел, чтобы тот вышел из укрытия.