Наталья Александрова - Шанс на миллион долларов

«Не могу поверить, – сказала Лена самой себе, – это чудовищно и абсолютно неправдоподобно. Но почему же тогда Александр так странно вел себя в тот последний день?»

Ведь они всячески скрывали свою близость, он очень на этом настаивал, а в тот день вдруг подошел при всех к ее столу, выдумал какую-то ерунду, оторвал от дела, а потом сказал тихонько, глядя в ее удивленные глаза:

– Поедем куда-нибудь, пообедаем!

Лена подчинилась, недоумевая. И потом, когда вышли к машине и он послал ее обратно в банк выяснить мелкий вопрос, Лена тоже удивилась, но пошла. Александр раньше никогда так не делал, он вообще никогда ничего не забывал. В первые дни после трагедии Лена думала, что Александр предчувствовал свою смерть и захотел проститься с ней, Леной. Но теперь-то она понимает, что все было продумано заранее.

Но ведь она видела его в горящей машине, возразила сама себе Лена.

«Нет, – ответил ей внутренний голос, – ты видела, как он сел в машину, а потом только горящий факел, уже после взрыва, через секунду, но после. А полиции ты сказала, что видела все».

Она вообще тогда ослепла и оглохла от горя и ничего не помнит. Неужели это тоже было частью его плана? Ее горе, ее рыдания там, у машины. Она – свидетель. Она рассказала, что видела, и ей поверили, вот какой замечательный план разработал Александр!

Допустим, сказала себе Лена. Допустим, она дура, ее использовали и заставили сделать все, что нужно. Судя по найденному билету и паспорту, Александр и дальше хотел ею управлять. Но для этого он должен был с ней связаться. Он этого не сделал и с Гариком тоже не встретился. Легкомысленный попугай забеспокоился и побежал к Лене. Очевидно, Строганов должен был передать ему оставшуюся плату за услуги. То ли произошел какой-то сбой, то ли Александр теперь действует по своему собственному плану, отличному от плана Гарика. Но тогда Гарик становится опасным для Александра, он слишком много знает и имеет доказательства…

Лена почувствовала, что не хватает воздуха, и раскрыла окно. Сердце пронзила такая боль, что она чуть не вскрикнула. Она поняла, кто убил Гарика.

Немного отдышавшись, она взяла в руки конверт с паспортом и билетом, засунула туда же половину листочка бумаги с цепочкой цифр и задумалась, куда понадежнее спрятать документы, чтобы не нашла Ангелина. Она роется в Лениных вещах, Лена знает. Несмотря на замок на двери, она все же проникает в комнату и рыщет по углам. Что она пытается найти? Скорее всего, бесится от нечего делать. Или хочет точно знать, сколько у Лены денег. Лена напряженно размышляла. Письменный стол не подходит, его Ангелина обыщет в первую очередь. Книжный шкаф? У Ангелины полно времени, она перетряхнет все книжки. В платяной шкаф, в белье? Это не оригинально, Ангелина обязательно догадается там посмотреть.

Лена подошла к старинной швейной машинке, еще бабушкиной. Машина была с ножным управлением, убиралась внутрь, и сейчас в нерабочем состоянии выглядела как небольшой столик. Разумеется, Лена давно на ней не шила, но жалко было выбрасывать, все-таки память о бабушке, и мама так считала. Ангелина при виде машинки пренебрежительно фыркала – зачем, мол, Лена держит в доме это старье – и никогда к ней и близко не подходила. Племянник тоже, потому что однажды, когда он полез тайком что-то там крутить и разбирать, ремень порвался, тяжеленная машина сверзилась на пол. Он успел отскочить, ничего себе не повредил, но ушибся и испугался, поэтому потерял к машине всяческий интерес. Лена вытащила машину, приклеила конверт скотчем к внутренней поверхности столика, потом опять убрала машину внутрь и легла спать, вздохнув с облегчением.

Утром, когда Костромин пришел в свой рабочий кабинет, у него на столе заверещал зуммер внутреннего телефона.

– Юрий Николаевич, – защебетала в трубке секретарь управляющего, – зайдите срочно к Артуру Виленовичу!

По ее тону Костромин понял, что дело нешуточное и действительно срочное. Он чуть не бегом отправился к шефу. В приемной секретарша Раечка шепнула ему, указывая на дверь:

– Двенадцать баллов!

Это было серьезно. До сих пор ее штормовые предупреждения не поднимались выше девяти. Костромин глубоко вдохнул и выдохнул воздух, распахнул дверь и вошел в кабинет.

Шеф сидел за столом, набычившись, красный и толстый, как астраханский помидор, и смотрел на вошедшего взглядом, полным такой ненависти, что Костромин ощутил, как на нем дымится костюм.

– Артур Виленович, вызывали?

– Вызывал, вызывал. – Голос управляющего был подозрительно тих, почти ласков. – Ну, и как у тебя идет расследование? Нашел пропавшие деньги?

– Артур Виленович, вы же понимаете, все непросто! Я со своей стороны делаю все возможное…

– Все возможное?! – заорал шеф так, что с полки свалился сувенирный хрустальный кубок и разбился вдребезги. – Все возможное ты делаешь?! А ты, козел, знаешь, что дружок твой Строганов жив-здоров и по городу шляется?

– Что вы, Артур Виленович, – забормотал Костромин, – это невозможно… Он же погиб, в машине сгорел напрочь… Прямо здесь, все видели… На глазах свидетельницы… Этого никак не может быть, чтобы он жив…

– На глазах свидетельницы, так ее разэтак! Свидетельница – его девка, весь банк про это знает, она не только покажет, что смерть его видела, она покажет, что он из мертвых воскрес, если он ей велит! Я когда еще сказал ее в работу взять, а ты, так твою разэтак!

– Артур Виленович, поясните, пожалуйста, откуда такая информация, что Строганов жив! – лебезил Костромин.

– Откуда-откуда! – Шеф начинал понемногу отходить, выбросив, видимо, излишек адреналина. – От верблюда! Следователь прокуратуры со мной разговаривала, Громова: оказывается, у них есть сведения, что Строганова видели позавчера, живого и невредимого.

– Где его видели? – спросил Костромин сухим деловым тоном.

– В почтовом отделении, почти рядом с домом, как говорится, по месту жительства. Корреспонденцию получал до востребования.

– Достоверны ли эти сведения? – позволил себе усомниться Костромин. – Даже если допустить, что Строганов действительно жив, – Костромин произнес эти слова с интонацией сугубого недоверия, – то неужели он пришел бы получать корреспонденцию под собственным именем, да еще рядом с домом? Ведь его кто угодно мог опознать – жена, соседи… Кроме того, ведь был же труп в машине!

– А кто тебе сказал, что это был его труп? Положил вместо себя бомжа какого-нибудь, а сам смылся!

Юрий Костромин, много лет отработавший в так называемых «компетентных органах», никогда не выдавал своих эмоций – он не краснел, не бледнел, не заикался; но одно внешнее проявление стресса он так и не научился контролировать. Когда он нервничал, у него потели ладони. Вот и сейчас, при последних словах управляющего, его ладони предательски покрылись испариной. Никак не выдавая волнения ни голосом, ни мимикой, он сказал управляющему: