Дарья Калинина - Танго на собственных граблях

— Вот как?

Борис казался заинтригованным еще больше.

— И что это может означать? Вы потеряли свой дар? Пусть временно, но все же потеряли?

— Не оскорбляйте меня!

Старец гневно сверкнул своими чудными глазами и строго взглянул на Бориса. Все тело его напряглось, а внутри зрачков загорелся непонятный свет. Насте даже показалось, что между этими двумя промелькнула какая-то искра, вспышка белого пламени, какая бывает при резке металла.

Видимо, что-то между ними было, потому что уже в следующее мгновение Борис схватился за голову и неожиданно громко простонал:

— Достаточно!

Было похоже, что он испытывал сильную боль. Настя не понимала причины ее возникновения, но приступ был очень силен. Бориса буквально сгибало пополам, он сильно побледнел, из его глаз текли слезы.

— Я вам верю! Стоп!

В ту же минуту старик опустил свой взгляд, Борис обмяк, он едва стоял на ногах. Возможно, он бы и упал, но Настя подскочила к нему и предложила свое плечо. Мужчина оперся на нее, и девушка почувствовала, в каком бешеном ритме колотится его сердце.

— Ты в порядке? — робко спросила она у него.

Но Борис ей не ответил. Вместо этого он снова повернулся к старику, который тоже выглядел как-то совсем неважно. Трудный у него выдался сегодня день. Сначала появление Бориса и Насти выбило его из колеи, затем полиция. А теперь с ним и вовсе приключилось неладное. Старик тяжело дышал, был бледен и так измучен, словно эти несколько минут отняли у него годы жизни.

Однако Борис не обратил внимания на состояние старца.

— Вы дали мне понять размер своей силы, — сухо произнес он. — Я также принимаю ваши условия. И раз мы теперь партнеры, то у меня к вам лишь один вопрос.

— Какой?

— Как мне найти этого Евгения?

— Я скажу вам номер и марку его машины. Назову его приметы. Вы сможете его найти по этой информации?

— Да, полагаю, что да. Вас же мы нашли.

— Хорошо. Тогда запоминайте. Высокий, рост никак не меньше метра восьмидесяти пяти — восьмидесяти семи. Глаза светло-голубые, такие светлые, что кажутся почти белыми. Волосы светло-русые, нос прямой, с легкой горбинкой. Возраст… Думаю, что ему никак не больше сорока, хотя кто его знает.

— Одежда? Привычки?

— Я еще не описал вам его машину. Темно-синий «Мерседес», регистрационный номер…

Старик назвал номер и, задумавшись на мгновение, прибавил:

— На боку характерная аэрография, крест и ангел. Впрочем, закройте лучше глаза на минуту, я попытаюсь показать вам эту машину. Надеюсь, что моих сил на это еще хватит.

И видя, что Борис колеблется, старик усмехнулся:

— Не бойтесь. В этот раз больно не будет. Вы и в первый раз отняли у меня слишком много сил. Даже не знаю, получится ли сейчас. Ну, закройте глаза!

Борис послушно опустил веки. Настя с любопытством и страхом смотрела то на него, то на старика. Что сейчас будет? Что еще затеял этот неугомонный старик? Даже наручники не в состоянии успокоить его. Бывают же такие люди, которые даже в связанном состоянии умудряются вредить окружающим!

Но в данном случае старик скорее сам нуждался в помощи Бориса, потому что обошлось без драматических эффектов. Старец лишь еще сильнее побледнел, осунулся и стал выглядеть на сто лет.

Борис же постоял с полминутки с закрытыми глазами, потом открыл их и кивнул:

— Да, все в порядке, я увидел.

— И его, и ее?

— Да. Вашу дочь, его и его машину.

— Отлично, — вздохнул старик, откинувшись на спинку кресла, по-видимому, в полном изнеможении. — Теперь ты знаешь все, что знаю об этом человеке я сам.

— Может быть, что-то еще есть?

— Нет.

— Вы часто видели их вместе?

— Всего однажды.

— Тогда с чего вы решили, что этот Евгений — любовник вашей дочери? — удивился Борис. — Возможно, они были просто знакомы друг с другом?

— Просто знакомого дочь не стала бы от меня скрывать. И потом я чувствовал, что в ее жизни кто-то появился. Кто-то очень важный и… и опасный.

— Но все-таки почему, как вы считаете, ваша дочь не хотела вас знакомить с этим мужчиной?

— Я задал ей именно этот вопрос. Но она ушла от объяснений.

— Но вы все же не утерпели и проследили за ними двумя?

— Снежана была моей дочерью, — пробормотал старик. — И еще больше того, она была моим другом. Я должен был знать, с кем она встречается. Но боюсь, что мое любопытство только все еще больше осложнило. И самое худшее… мне не дает покоя мысль, может быть, это все же я ее убил?

— О чем это вы говорите?

— Я видел Снежану и этого ее Евгения позавчера вечером. Всю ночь не спал, думал. Вчера утром не выдержал, отправился к дочери в ее офис. И увы, у нас с ней состоялся очень серьезный разговор, отголоски которого, боюсь, и слышали сотрудники офиса.

— И что было потом?

— Потом я вернулся домой. У меня были свои дела. Но к вечеру я ждал свою дочь, Снежана обещала мне приехать и обо всем поговорить спокойно.

— Она приехала?

— Да. Приехала. Но откровенного разговора у нас так и не получилось. Снежана твердила, что ей необходима свобода, что она уже взрослая и знает, как ей жить. А я… я был слишком груб с дочерью, она не захотела со мной разговаривать, развернулась и ушла. Единственное, что мне удалось от нее узнать, так это то, что того белоглазого типа зовут Евгением.

— И я повторяю свой вопрос, какие у вас основания подозревать этого человека в убийстве вашей дочери?

— Я вам уже сказал.

— Только то, что вы не сумели отсканировать его мысли?

— Разве этого мало?

— Мне кажется, что для столь тяжкого обвинения нужны более весомые доказательства.

— Вот и разыщите их! — обозлился старик. — У нас договор, вы не забыли?

— Я полагал, вы дадите мне более прочную нить.

Старик молчал, всем своим видом давая понять, что и так сказал достаточно. Но Борис попытался выяснить еще хоть что-нибудь:

— Кто-то еще в окружении Снежаны внушает вам опасения?

— Нет. Я уверен, если кто и убил мою дочь, то только он! Понимаете… я ведь всегда мог контролировать Снежану. Разумеется, ей я об этом не говорил. Но в последние дни я перестал ощущать свою власть над ней. Я терял мою дочь. В иные отрезки времени ее мысли вдруг делались для меня недоступными. Я уже не мог в любой момент подумать о ней и узнать, где она и чем занимается. В определенные периоды ее жизнь становилась закрытой для меня. И я уверен, что эти промежутки были связаны с тем мужчиной, чьи мысли я так и не сумел прочесть.

— И наверное, когда она вчера вечером приехала к вам, вы снова пытались выяснить у дочери подробности об этом ее мужчине?

— Я требовал, чтобы она позволила мне разобраться с ним, либо оставила его. Сказал ей, что этот человек может быть опасен. Что я должен познакомиться с ним лично, и это мое требование.