Дарья Калинина - Танго на собственных граблях

— Видимо, Снежана впервые вышла из-под контроля отца, потому он сильно взбесился. Он и впрямь угрожал ей ужасными карами.

— Однако уже вечером Снежана спокойно приезжает к отцу домой.

— Думаю, что ссора тяготила ее и она надеялась помириться с отцом. Как-то сгладить ситуацию.

— Но ничего не получилось.

— Но Снежана очень этого хотела. Она даже из офиса ушла чуть раньше, чтобы поехать к отцу.

— Но при этом не захотела быть с ним до конца откровенной, и он прогнал ее.

— Прогнал ли?

— Он так нам сказал.

— Допустим, он сказал нам правду. Но смотри, какая странная ситуация получается. Снежана покидает дом отца около десяти часов вечера. И уже спустя полтора-два часа она мертва. Выходит, что ее убили через очень короткое время после ее последней встречи с отцом. Встречи, надо сказать, опять весьма бурной, что зафиксировано камерами в доме старика.

— Что?

— Разве я тебе не сказал? Когда я общался с Платуновым, он как раз был занят тем, что просматривал эти самые записи. Дома у старика куча камер. И на записи одной из них четко видно Снежану и ее громкую ссору со стариком. Затем она уезжает, но уже максимум через два часа оказывается мертва.

— М-да… Теперь я совсем не удивляюсь, что старика арестовали. На месте полицейских я бы тоже заподозрила его в убийстве дочери.

— На месте полицейских? А на своем?

— Я не знаю, — смутилась Настя. — С одной стороны, он может быть виноват. А с другой… Он так убедительно клялся в том, что не убивал свою дочь. И потом, если бы это он убил Снежану, неужели он бы не уничтожил запись их ссоры? — И Настя покачала головой: — Нет, я не могу однозначно обвинить старика.

— Ну и ладно, — отозвался Борис, чьи мысли уже явно были заняты другой идеей. — Я думаю, что теперь пришло время повидать твоих родителей.

— Правда?

— А ты как думала? Или ты поверила, что я всерьез собираюсь этому помешать?

— Но ты был так убедителен, когда уверял старика, что мы не хотим видеть их.

— Тогда было нужно так ему сказать. А сейчас мы обязательно их навестим.

Несмотря на обилие полиции в доме, Борис сумел найти нужные слова и добился того, чтобы повидать пленников старика. Настя не понимала, каким образом, но Борису удавалось договариваться с полицейскими обо всем. Этому девушка просто не могла найти объяснения.

— Пойдем, — потянул ее за руку Борис. — С пленниками сейчас работают психологи. Я поговорил, нам с тобой разрешат увидеть твоих родителей. Но только увидеть, понимаешь?

— Я не смогу с ними поговорить?

— Сможешь. Но боюсь, что они тебя не услышат.

— Как это не услышат?

— Твои родители находятся под действием гипноза, или чем там их опутал этот старик.

— Их до сих пор не сумели привести в себя?

Борис ей не ответил. А Настя встревожилась еще больше. Если с ее родителями произошло нечто вроде того, что произошло с ушастым, то все очень плохо. Ее воображение тут же услужливо нарисовало маму и папу, скалящихся на нее в припадке злобного безумия, кувыркающихся, орущих.

Но действительность оказалась страшней самых изощренных фантазий. Родители сидели очень смирно, тесно прижавшись друг к другу. Руки у них были сложены на коленях, головы опущены. Точно в таких же позах пребывали остальные пленники старика.

— Мама! Папа!

Настя хотела подбежать к своим родителям, но ее остановила женщина в униформе врача.

— Тише, тише. Вы кто?

— Я их дочь! Дайте мне поговорить с ними!

— Откуда вы тут взялись? Кто вас сюда вообще пустил? Уходите.

— Нет, дайте мне с ними пообщаться.

Настя была настойчива, и женщина заколебалась.

— Мы уже готовим пациентов к транспортировке. Но ладно… только недолго.

Девушка тут же кинулась к своим родителям. Сперва она подскочила к маме:

— Мама! Мамочка! Очнись! — ласкала она ее, целуя в мягкие прохладные щеки. — Мамочка, это же я, Настя!

Но все было бесполезно. Мама не шевельнулась, хотя она была, безусловно, жива, она дышала, но находилась в каком-то трансе. Глаза были открыты, но не видели. Она не улыбалась, не шевелилась, не говорила.

Сердце у Насти упало. Она подошла к отцу, почти не надеясь на удачу. Насте всегда была ближе мама, нежели папа, перед которым она преклонялась, но которого также и немного побаивалась. Папа был властным и строгим, он обладал твердым и решительным характером, не склонным к сюсюканью. Девушка по пальцам могла пересчитать случаи, когда отец подходил к ней, обнимал или как-то иначе проявлял свои чувства к ней.

— Папа, — робко дотронулась Настя до руки отца. —

Ты меня слышишь?

На мгновение ей показалось, что по телу отца пробежала дрожь. Его опущенные веки вздрогнули, и он поднял голову. На Настю посмотрели знакомые глаза.

— Папа! — обрадовалась девушка. — Я тут! Это я — Настя!

Но счастье длилось недолго. Почти сразу же глаза отца снова потухли, а его голова опустилась на грудь, как и у всех остальных. Настя снова коснулась руки отца и прошептала:

— Я тебе обязательно помогу! Слышишь?

На сей раз реакции не последовало. И девушка была вынуждена отступить.

В это время в комнату вошли санитары, которые начали осторожно поднимать и укладывать больных на каталки. Те не сопротивлялись. Своим поведением они напоминали бессловесных кукол, которые способны выполнять лишь самые простейшие команды. Встать, шагнуть, сесть, лечь.

— Держись! — успела лишь прошептать Настя на ухо отцу, когда того уже уводили санитары.

Настя кинулась к женщине-врачу.

— Куда вы их увозите?

— В стационар, куда же еще? Оставлять их в таком состоянии без специального присмотра невозможно.

— Вы везете папу с мамой в сумасшедший дом? — испугалась девушка, для которой это звучало почти так же страшно, как в концлагерь или гестапо.

Но врач попалась милая и приветливая. Она поняла состояние девушки, ласково ей улыбнулась и сказала:

— Не бойтесь, у нас совсем не так ужасно. Все пациенты тихие, мы обеспечим им комфортные условия. Хотя вряд ли они оценят такую заботу о них.

— Почему?

— Видите ли, все их чувства словно бы выключились. Слух и зрение отсутствуют. Они находятся в состоянии, похожем на кому. Даже сердца их бьются в замедленном режиме, но при этом они способны передвигаться и выполнять простейшие команды. Честно говоря, я вижу такое впервые.

— Но не все они тихие. Я видела одного, который очень даже прытко скакал.

— Да, — подтвердила докторша. — Носился. А потом его словно выключили, как и остальных. Просто невероятно. Такое ощущение, что мозгом этих людей кто-то управляет извне. Захочет — заставит их скакать, захочет — плакать.

Докторша была так воодушевлена интересной клинической картиной болезни своих пациентов, что увлеклась и наговорила Насте лишнего. Но теперь она спохватилась и быстро закончила свою речь такими словами: