Олег Егоров - Девятый чин

Копия контракта за подписью Дрозденко легла на постель жертвы кинофобии.

— Не облажайся, — предупредил Капкан подопечного. — Законы здесь суровые. За подделку автографов пальцы обрубают. Свободная, брат, страна.

Настроив таким образом Никиту на самый серьезный лад, Капкан снова исчез в ванной комнате.

После очередной порции холодного душа он позвонил в Москву.

— Я на месте, — отчитался он Глебу Анатольевичу Малютину. — Пока все в масть. С адвокатом встречаемся завтра.

— Молоток! — похвалил своего подручного Малюта. Голос его в трубке отдалился и зазвучал приглушенно: «А это зачем?!» — «Сам же велел…» — едва расслышал Капкан восклицание Соломона. «Унеси эту хрень! — забушевал Малюта в далекой столице. — У меня и так их четыре штуки в сейфе!»

— Урод, — вернулся Малюта к беседе с Капканом. — О чем я говорил?! Ах, да. Соломон базарит, что за какую-то декларацию триста баксов на таможне отвалил. На тебя ссылается.

— По ушам ездит. — Капкану были известны повадки старого мошенника. — Верни ему сотню, чтобы не канючил.

— Ты мне, Капкан, не указывай, кому и сколько! — тут же взъерепенился Глеб Анатольевич. — Обидеть можешь!

— Ладно, забудь, — погасил Капкан разгоравшийся по пустячному поводу конфликт. — Завтра у нас сделка века. Лимонов двести откусим.

«У нас?! — подумал Малюта, втягивая ноздрей со стола кокаиновую тропинку. — Оборзел ты, Капкан».

— Молоток! — вслух одобрил он своего министра внешних дел. — С меня причитается! Считай, что новый «мерин» у твоего подъезда уже стоит!

«Надейся, — подумал Павел Андреевич, залпом осушая стакан минеральной. — Доверенность на меня будет оформлена. Так что тридцать процентов мой куш, не меньше».

— Будь здоров на добром слове, Малюта.

— Сам не хворай.

Отключив мобильник, Капкан взялся проверять у Брусникина уроки чистописания. Никита, преодолевая слабость и духоту, разучивал в блокноте подпись Дрозденко. Получалось у него, в целом, похоже. «Дар имитации у парня просто в крови!» — порадовался Капкан, сличая подписи.

Сдернув с кровати простыню и запахнувшись в нее, Павел Андреевич вышел на лоджию. Вид на столицу Либерии открывался отсюда хоть и весьма усеченный, но вполне достаточный, чтобы составить общее представление. Океан, по которому, словно мускулы под шкурой мощного дремлющего зверя, медленно катились волны, упирался в портовые склады с оцинкованными крышами. На оконечности пирса белел маяк, напоминавший издали шахматную пешку. Над сухогрузом, приставшим к видимому с лоджии причалу, возвышался башенный кран. Стрела его тащила из трюма наполненную мешками авоську. Буксир торопился к выходу из акватории порта, где на рейде дожидался своей очереди еще один океанский транспорт — от него виднелась лишь корма с булавочным флагштоком.

Завершив обозрение грузового порта — пассажирский, очевидно, скрывался за углом гостиницы, — Павел Андреевич удостоил вниманием и сухопутную панораму города. Железобетонные билдинги, состоявшие на службе у политики и экономики «свободной страны», держали оборону в центральной части, их осаждали босяцкие пригороды, все вооружение которых состояло из пальмовых копий, увенчанных рваными зелеными зонтиками. «Нет, — подумал Капкан рассеянно. — Такая свобода нам даром не нужна».

Ближе к вечеру в состоянии больного произошел заметный перелом. Это случилось после визита в номер полицейского чиновника. Толковал с ним на языке Шекспира и Диккенса опять же Капкан.

— Сожалею за беспокойство, джентльмены. — Чиновник предъявил удостоверение. — Рад вас снова видеть в Либерии.

— О да! — воодушевленно подхватил Капкан, предвосхищая следующую реплику негра в черном костюме, черной рубашке, черных носках и черных ботинках, словом, самого черного негра из всех, каких он только видел. — Свободная страна! Но нам, белым, этого не понять! Мы за деньги не то что свободу, мы — родину продадим!

Полицейский с брезгливым недоумением глянул на протянутую ему сотенную купюру. Капкан смекнул, что этот негр — «неправильный», и поспешно убрал деньги в бумажник.

— Как себя чувствует господин Дрозденко? — осведомился чиновник официальным тоном.

— Господин Дрозденко себя не чувствует, — приврал Капкан, отыгрывая позицию. — На улицах много бешеных собак, сэр. Его укусила очень бешеная собака. Сейчас у него атрофия.

— Вот как? — Полицейский нахмурился. — Но я побывал у него дома. Жена ничего не знает о возвращении господина Дрозденко в Монровию. Нам пришлось наводить справки.

— Мы не хотели ее пугать, — поспешил Капкан объяснить ситуацию настырному чиновнику. — Она беременна, сэр. Вы понимаете. Непроизвольный выкидыш огорчит господина Дрозденко.

— Вот как?

Никаких признаков беременности у супруги Дрозденко чиновник не заметил, но это было уже делом семейным.

Он достал из черной папки заранее заполненную официальную бумагу.

— Господин Дрозденко должен расписаться, что он не имеет претензий к муниципальным властям и не станет частным порядком обращаться в суд. Чистая формальность, сэр.

Капкан внимательно ознакомился с документом, отпечатанным на машинке. Текст был очень бледный. «Компьютера, я так понимаю, у них нет, — отметил он про себя ядовито. — И принтера нет. Честные полицейские, надо же. Их лозунг — „охранять и защищать“».

— Но ведь собака действительно была бешеной? — спросил Капкан, покончив с чтением.

— В каком-то смысле, — невозмутимо подтвердил чиновник. — Эта собака страдала водобоязнью, сэр. Но она была очень грязной. Хозяин стал мыть ее из шланга. Собака испугалась и убежала.

— А пена?

— Стиральный порошок, — объяснил посетитель. — Хозяин мыл ее со стиральным порошком. Она была очень грязной.

— Это многое объясняет. — Усмехнувшись, Капкан по-русски обратился к Брусникину, с тревогой следившему за непонятным диалогом: — Подпишите, товарищ Дрозденко, что с нотой протеста вы ознакомились.

Никита вопросительно посмотрел на соотечественника.

— Здесь изложено, — перевел Капкан, — что вы являетесь злостным нарушителем общественного порядка. Вы перебежали дорогу на красный свет, повредили своей мордой городскую собственность, взбунтовали толпу негров и напугали беззащитное животное.

«И что мне теперь будет?» — вздрагивая, нацарапал Никита в блокноте.

— Расстреляют отравленными пулями.

Мрачная шутка повергла Брусникина в трепет.

— Не ссы, — смягчился Капкан. — Когда Дрозденко вернется, его лишат пешеходных прав, и все дела. Его счастье, что собака оказалась здоровой. Здоровые собаки здесь объявлены вне закона.

Полицейский невозмутимо закурил, дожидаясь, когда два белых бездельника закончат обмен впечатлениями.