Карл Хайасен - Стриптиз

– Потому что хорошего вышибалу ох как трудно найти, – добавил мистер Орли. – Труднее, чем хорошую танцовщицу. Хочешь – верь, хочешь – не верь.

Эрин познакомилась с Дэрреллом Грантом в броуордской больнице, где ее мать лежала после косметической операции. Превращение ее выпуклого пупка во втянутый обошлось ей в полторы тысячи долларов. Эрин не совсем понимала, зачем нужно было это делать, но мать клятвенно заверила ее, что подобным же операциям подвергались все самые известные фотомодели.

Эрин стояла у постели матери, рассматривая дело рук хирурга, когда в палату вошел Дэррелл Грант со стопкой свежих простыней и чистым судном. Он служил в больнице санитаром и, как позже узнала Эрин, именно там пристрастился к наркотикам и к инвалидным коляскам. Однако внешне Дэррелл никак не походил на преступника. Эрин в то время была еще достаточно наивна, чтобы полагать, что все преступники непременно должны иметь кривые зубы, жирные волосы и татуировки тюремного содержания. Ей казалось, что мужчины приятной наружности, с аккуратно подстриженными волосами пользуются тем же преимуществом, что и миловидные женщины с изящной прической: мир и люди принимают их лучше, а потому им нет надобности вести себя ненадлежащим образом.

А Дэррелл Грант, с его худощавым лицом и ясными, с лукавинкой глазами, был к тому же и необычайно красив. Он повел Эрин в больничный кафетерий и совершенно покорил ее наскоро сочиненной историей собственной жизни. Центральную роль в его повествовании играла настоящая Бронзовая звезда, хранимая в нагрудном кармане больничной униформы. По словам Дэррелла, он получил ее за то, что застрелил кубинского снайпера во время вторжения на Гренаду. Тогда у Эрин не возникало вопросов на сей счет: она знала, что Пентагон раздал около ста тысяч таких медалей тем, кто снова сделал этот крохотный островок, где, кроме специй, почти ничего и нет, безопасным для хозяев и гостей отелей «Холидей Инн». Уже потом, много времени спустя, ей стало известно, что Дэррелл заполучил звезду вместе с двумя коробками пистолетных патронов, приняв участие в ограблении поста Американского легиона.

Они встречались полгода – к вящему ужасу матери Эрин, которая в качестве контрмеры принялась насылать на дочь одного за другим докторов, юристов, бухгалтеров и так далее; однако Эрин находила всех их слишком уж серьезными и поглощенными собственными персонами. К тому же многие из них по возрасту годились ей в отцы. Дэррелл же Грант был живым, порывистым, непредсказуемым, и ей было весело с ним – в то время это казалось ей важным. Решение выйти за него, внезапное, как катаклизм, освободило Эрин от назойливой материнской опеки.

Социопатическая сторона характера Дэррелла не давала о себе знать целых полтора года, по истечении которых он окончательно махнул рукой на честные способы зарабатывания денег и посвятил все свое время изъятию добра у ближних. Чтобы как-то объяснить жене, почему он так задерживается на работе и почему в кармане у него то густо, то пусто, он сказал ей, что занимается торговлей медицинским оборудованием. Живой ум, мальчишеская порывистость и веселость Дэррелла, а с ними и теплота связывавших отношений как будто испарились под воздействие страшного тандема: амфетамина и метаквалона. Дэррелл систематически превращался то в дервиша, тс зомби – в зависимости от химического цикла. Эри к тому времени успевшая уже забеременеть, не хоте стряхнуть с себя узы этого брака, не дав Дэрреллу шанса измениться. Мысль о разводе тяготила ее почти так же, как мысль о матери с ее занудным «говорила я тебе».

Узнав, что Эрин ждет ребенка, Дэррелл поклялся ей, что отныне все будет иначе. Он перестал принимать наркотики, вывез из гаража все хранившееся там краденое добро и устроился на работу в конторе агента по продаже автомобилей «крайслер» в качестве продавца средств защиты от ржавчины. Словом, Дэррелл Грант стал другим человеком. Но хватило его только на месяц. Как-то в четверг, возвратившись домой с работы, Эрин застала мужа за любопытным занятием: посреди комнаты стояло детское инвалидное кресло, а Дэррелл, вооружившись молотком и зубилом, сбивал с него серийные номера. Разъяренный тем, что его застукали, он влепил жене пару крепких оплеух. Однако долго торжествовать победу ему не пришлось: вцепившись в горло благоверного, Эрин повалила его на пол и обрушила на его мужское достоинство первое, что попалось под руку (а предметом этим оказалась швабра). То было первое знакомство Дэррелла с этой стороной темперамента жены, и оно получилось достаточно впечатляющим. С того дня Дэррелл ни разу не осмелился поднять руку на Эрин, но в отместку, давая выход своим чувствам, принялся разрушать и уничтожать все, что было дорого ей: предметы искусства, мебель, альбомы с фотографиями, ее любимые платья. К моменту рождения Анджелы супругов уже не связывало ничто, кроме официальных уз, и пути назад не было.

Эрин не мучилась угрызениями совести. Жизнь преподала ей урок, и она усвоила его. Теперь ее единственный целью стало вернуть Анджелу.

Сидя в машине рядом с Шэдом, Эрин изложила ему свой план.

– Так что – это вроде как ловушка? – спросил он.

– Вот именно.

– Но он же не собирается тащить туда никаких колясок для бедняков.

– Конечно, нет. Как раз наоборот: он постарается вытащить их оттуда.

Шэд выплюнул в окно отработанную жевательную резинку.

– И ты вышла замуж за этого сукина сына?

– Увы, от ошибок никто не избавлен.

– До чего же противно, когда эта чертова любовь вдруг вцепляется в тебя и начинает жалить, как змея! – философски заметил Шэд. – А ведь так оно и бывает, честное слово. Всю дорогу так.

Эрин показала ему фотографии изуродованных игрушек в спальне Анджелы.

– Господи Боже! – вырвалось у Шэда.

– Единственное, что меня волнует, – это моя дочь, и иду я на все это только ради нее, – сказала Эрин.

Помолчав некоторое время, Шэд спросил, довольна ли она своим адвокатом.

– А я вот нет, – пожаловался он в ответ на ее «да». – Мне все время приходится накручивать его.

– Мой-то в порядке, – повторила Эрин. – Тут сама система такова, что просто наводит тоску.

– Расскажи-ка, расскажи! – Шэд был рад, что может поговорить с ней на эту тему; он чувствовал, что оба они – соратники в одной и той же общей битве. – Если на свете есть такая вещь, как настоящая справедливость, – прибавил он, – то ты получишь назад свою малявку, а я заделаюсь богачом из-за моего покойничка-таракана.

– Хорошо бы, – тихо проговорила Эрин.

Их машина стояла в самом дальнем, самом темном углу автомобильной стоянки торговой зоны Окленд-Парк. Адрес, названный Эрин Дэрреллу, принадлежал обанкротившемуся магазинчику видеотоваров, расположенному через площадь от автостоянки. В его витрине еще болталось несколько рекламных плакатов; на одном из них – насколько могла разглядеть Эрин на таком расстоянии – красовалось сильно увеличенное подобие Арнольда Шварценеггера в темных солнечных очках.