Дарья Калинина - Дайвинг для крокодила

Но, выслушав Ниночку, подруги решили оставить эту квартирную склоку между Ниночкой и ее свекром на совести этих двоих. Вряд ли, что из-за нее убили Федора. Вместо этого Кира спросила:

– А сам Федор отца любил?

Нинусик фыркнула:

– Скажешь тоже! Любил! Да они виделись раз в три года. Разговаривали на Новый год или день рождения. И если разговор длился дольше минуты, то обязательно ругались.

– Но если отец и сын не слишком ладили, вряд ли этот Анатолий Артемович может знать, почему убили сына.

– Знает он! Знает!

– Почему ты так решила?

– Потому что это именно отец и посоветовал Федору клад у деда Лаврентия в доме поискать!

– А он-то откуда узнал? – ахнула баба Клава, внимательно слушавшая Нинусика.

– Вроде бы сам дед Лаврентий ему проболтался.

– Да ты что?

– Ну да, – кивнула Нинусик. – Анатолий Артемович где-то с дедом Лаврентием случайно встретился. То да се, зашли они в кабачок и выпили там за встречу.

– И что?

– Дед Лаврентий сразу твоему свекру принялся рассказывать, где маску спрятал? – недоверчиво переспросила баба Клава.

Ниночка очень удивилась.

– Маску? Какую маску?

– Как это – какую? Ту самую! Клад!

Нинусик изумленно пожала плечами. И перевела взгляд на подруг.

– О чем она говорит?

– О маске!! – хором воскликнули девушки.

– Впервые слышу!

– Как? Ты не…

Но Лесе договорить не удалось. Ее перебил громкий голос бабы Клавы:

– Минуточку! Так что же вы с мужем тогда в доме у Лавра искали?

– Клад!

– Но маска – это и есть клад!

– Впервые слышу про какую-то там маску! – не без раздражения ответила Ниночка. – Впрочем, спорить не буду. Видимо, вы лучше меня осведомлены. Возможно, среди прочих сокровищ имеется и маска. Она что, золотая?

– Будто бы ты не знаешь! Золотая!

– Вот! – обрадовалась Нинусик. – Значит, все правильно. Где-то в доме есть клад. А в нем есть и маска.

– Нет! Не правильно!

– Клад – это и есть маска. Одна-единственная!

Нинусик явно растерялась.

– Одна-единственная маска? И все? Не может быть! Вы меня дурите!

– Вот еще! Как есть, так и говорим!

– Нет, нет! Федор не мог ошибиться! И мне он рассказал совершенно точно, его отец говорил про клад! Не про какую-то там одну-единственную маску. А про настоящий клад! С золотом, ювелирными украшениями и всеми прочими прибамбасами!

– Это откуда же у моего брата такие ценности вдруг взялись?

– Скопил! За долгую жизнь скопил.

– Чушь мелешь! Единственное, что Лавр приобрел в своей жизни, – это вот этот самый дом! И то, по современным меркам, не больно-то большая ценность выходит. Не из камня, из дерева. Вода и туалет на улице. Кому такое добро нужно? Нынче все поголовно хотят коттеджи.

– Дом! Вы бы еще баню или сарай вспомнили!

Нинусик презрительно фыркнула. И сказала бабе Клаве прямо в глаза:

– Вот и видно, что вы про своего брата совсем плохо знаете!

– Это я-то?

– Вы!

– Я своего брата знала отлично!

– Много вы там из своей Тулы знать про него могли!

– Мы общались!

– Ага! По телефону!

– Ну и что?

– А то! То, что жизни его тогдашней вы знать не знали.

– Почему же? Все про него знала! Скромно он жил!

– А вас не удивляло, что директор довольно крупного мясного магазина живет так бедно?

– Нормально Лавр жил. Как все остальные. Не воровал, не спекулировал, не мошенничал! Откуда же барышам взяться было? На зарплату и жил!

Баба Клава закончила. А Нинусик снова фыркнула:

– Вот я и говорю, что брата своего вы совсем не знали! Не воровал он! Конечно, сам не воровал, зато продавцы в его магазине покупателей так обвешивали, что тем от каждого килограмма от силы граммов семьсот оставалось. И все контрольные весы в его магазине тоже были заряжены! Пойдет покупатель перевешивать, все вроде бы верно! Идет домой, а там поди докажи, что по дороге ты кусок от колбасы не отрезал и не схомячил на свежем воздухе.

– Вранье! Лавр был честным человеком!

– Только продавцы ему в конце каждого дня мзду в кабинет несли. Им Лаврентий десятую часть от обвеса оставлял. А все остальное себе брал.

– Не может этого быть!

– А уж как они второй сорт за первоклассное парное мясо доверчивым простакам втюхивали, да как из просроченного мяса купаты и фарш мололи – это дело известное. И как по накладным один вес числился, а прибывал совсем другой. Да там, если хотите знать, целая преступная сеть была задействована. И директор бойни, и начальник мясокомбината, и даже председатели совхозов, откуда мясо в магазин поступало.

Слушая все это, баба Клава поджимала губы. Пока они не превратились у нее в одну тонкую нитку. И тогда она яростно выпалила:

– Брехня все это!

Подруги ожидали, что Нинусик сейчас кинется отстаивать свое мнение. Но она, похоже, утомилась. И лишь пробормотала устало:

– За что купила, за то и продаю. И не мои это слова, а свекра моего. А ему сам дед Лаврентий хвастался.

– С чего бы это? – ядовито поинтересовалась баба Клава. – Вроде бы не приятельствовали они. Если и виделись, то всего несколько раз в жизни.

– Выпили они в тот раз, вот деда с пьяных глаз на откровенность и потянуло.

И с неожиданным ехидством Нинусик добавила:

– Еще скажете, что и водки ваш брат в жизни в рот не брал!

Совесть у бабы Клавы была в порядке. И она признала:

– Почему же не пил! Бывало, что и выпивал. Как все мужики. А когда грустно ему было или, наоборот, весело, мог и изрядно накушаться.

И тут же поспешно воскликнула:

– Но всегда вел себя прилично! Разговоры разные умные разговаривал. В драку не лез. И к женщинам не приставал. Не то что другие!

– Вижу, что вы на моего мужа намекаете! Только он тут и не виноват вовсе. Федора его собственный отец на этот дедов клад науськал.

– Как?

– А так!

И Нинусик поведала историю на удивление странного разговора между отцом и сыном. Между Федором и Анатолием Артемовичем. Странного потому, что отец с сыном обычно совсем не общались. И всегда, не сговариваясь, стремились сократить общение до минимума. А в тот раз беседа заняла около получаса. Что было своего рода личным рекордом Анатолия Артемовича. Так долго он не общался с сыном, даже когда тот был еще ребенком.

Началось все с того, что после года совместной жизни Нинусика стало разбирать зло. Какого черта ее законный муж проживает у нее на площади? То есть в общем-то Нинусику было не жалко. Но тут ведь дело принципа. Почему это они живут у нее, когда могут жить у Федора?

Практичную женщину этот вопрос глубоко волновал. А поскольку она не была существом таким уж безропотным и кротким, как можно было заключить по ее внешности, она принялась допекать Федора. Поговори да поговори с отцом.

Сперва мужик отнекивался. Но потом все же внял настойчивым уговорам жены и отправился к отцу требовать свою долю жилплощади. Но папуля сыночка живо обломал. Квартира была оформлена в собственность на него одного. Даже жена-покойница и родной сын имели право только проживать в этой квартире. Или получить ее в наследство после смерти папаши.