Дарья Донцова - Спят усталые игрушки

– Еще неизвестно, доступен ли такой балет для понимания зрителей, – вздохнула Софа.

– Нельзя так усложнять технику, – откликнулась Жюли и, похлопав себя по бокам, воскликнула: – А, черт, сигареты в машине забыла, придется сбегать.

– Возьмите мои, – предложила я.

Гостья пренебрежительно глянула на протянутую мной пачку и процедила сквозь зубы:

– Таких не употребляю.

Быстрым шагом она выскочила из комнаты.

Филя глотнул из чашки, удовлетворенно крякнул, отлил часть содержимого в блюдечко и забормотал над ним:

– Зумо, бумо, гумо.

Но я уже привыкла к его чудачествам и не слишком удивилась.

– Напрасно она к машине побежала, – заметила вдруг Софа, – вон пачка у торшера лежит.

– Ой и правда, – засмеялась Алиска, – до чего же мы нескладные, увлечемся творческим разговором и из жизни выпадаем.

Она распахнула окно и завопила:

– Жюли, Жюли, греби назад, мудачка безголовая, нашлись твои сигареты, Жюли, Жюли!..

Дверь тихонько приотворилась, и в гостиную бочком вошла йоркширская терьерица. Аккуратная, воспитанная собачка пристроилась у ног Алиски и стала мести пушистым хвостиком.

– Жюли, Жюли, – взывала трубным голосом балерина, – Жюли, иди сюда, Жюли!

Терьерица поставила лапки на ногу Алиски и тихонько заскулила.

– Жюли, – продолжала орать в окно гостья, – Жюли!

Йоркширица громко гавкнула. Алиса так и подскочила:

– Ой, как напугала! Чего тебе?

Собачка стала подпрыгивать.

Алиска снова закричала:

– Жюли!

Терьерица залилась отчаянным лаем.

– Ну что ей надо? – недоуменно повернулась ко мне подруга.

С трудом сдерживая смех, я объяснила:

– Ничего, просто думает, что зачем-то понадобилась тебе, и искренне недоумевает, отчего ты все время ее зовешь.

– Я ее и не думала подзывать, – удивилась Алиса.

– Собачка носит кличку Жюли, – пояснила Ольга.

Алиска расхохоталась и, подхватив с пола йоркширицу, принялась целовать лохматую мордочку.

– Пусенька моя, сладенькая, небось решила, что мамочка с ума сошла.

Сидевший спокойно в углу Фредди издал утробное рычание.

– Не ревнуй, дурачок, – обратилась к нему хозяйка, – на́ лучше.

И она кинула мартышке «Космополитен». Обезьяна принялась с умным видом листать страницы. Вернулась Жюли, схватила упаковку чудовищных сигарет толщиной с мою ногу и, обрезав золотой гильотинкой кончик, принялась пускать клубы почти черного вонючего дыма.

Я с ехидством поглядела на невестку. Мне дети не разрешают даже вынимать сигареты. Но Ольга ничего не сказала, просто молча вышла из комнаты. Следом с блюдечком в руках двинулся Филя. В гостиной стало нечем дышать, и дамы с прежним энтузиазмом принялись обсуждать балетные новости.

Я выскользнула за дверь и пошла к Мане. Девочка спала. Дыхание ребенка было ровным, лоб прохладным, щеки покрывали пятна зеленки. Одеяло оказалось завалено всевозможными предметами: обертками от чипсов, журналами, жвачкой… Длинные нити мулине свисали почти до полу. На ковре в беспорядке разбросаны пульт от телевизора, пуходерка пуделя, пижамные штанишки… Все усеяно крошками от песочных пирожных… Манюня явно идет на поправку.

Я принялась наводить порядок. Ребенок даже не пошевелился. На тумбочке между пакетом с апельсиновым соком и справочником «Инфекционные болезни собак» обнаружила пустое блюдечко. Машинально повертела его в руках. По дну моталось несколько коричневатых, резко пахнущих капель. От возмущения я потеряла способность двигаться. Ну это уже слишком!

Филя сидел в кресле у Алиски в комнате. Я не заходила сюда почти две недели и искренне удивилась, как изменилось помещение.

На портьерах булавками пришпилены вырезанные из бумаги непонятные символы. По всем углам натыканы горящие свечи. Стол украсился специфическими предметами – переливающимся хрустальным шариком на подставке, странного вида треногой и бесконечными рядами баночек, пузырьков и флакончиков.

Сам колдун одет в темно-синий балахон с золотой росписью. Так, похоже, он поселился тут всерьез и надолго.

Полная негодования, я предъявила ему поднос, блюдечко и возмутилась:

– Что это?

Филя спокойно отложил том «Деревенская магия» и вежливо ответил:

– Блюдце.

– Хватит из себя идиота корчить, – не выдержала я, – если еще раз увижу, что поите ребенка всякой дрянью, попрошу покинуть мой дом.

– Это не дрянь, – вновь вежливо ответил шаман, – старое, испытанное средство от температуры. Машеньке доктор прописал большие дозы антибиотиков. Я как увидал рецепт, сразу за голову схватился. Не следует пичкать девочку такого возраста подобными лекарствами.

– Ага, следует лечиться наговоренной водой…

– Антибиотики, – продолжал, не замечая моего гнева, Филя, – коварная вещь. Не отрицаю, часто их применение спасает человеку жизнь, но ведь не в случае простой ветрянки! Здесь последствия применения могут стать роковыми.

– Уж будто бы!

– Во-первых, угнетается кишечная флора, и придется долгие месяцы восстанавливаться, во-вторых, организм, получив мощную дозу, привыкает к ней. А ведь может случиться, не дай бог, конечно, что потребуется применить антибиотики в случае настоящей опасности, после операции, например, а они уже не подействуют в полную силу. Я бы, как специалист, не советовал стрелять сейчас из пушки по воробьям. Машенька спит, температура упала, в питье нет ничего особенного – обычный набор трав, хорошо известный любой деревенской знахарке.

– Я категорически против, чтобы мой ребенок лечился у деревенской знахарки!!!

– А зря. Бабушки много знают и могут…

– Вот что, – каменным голосом заявила я, – обойдемся без ваших нравоучений, мы привыкли иметь дело с традиционной медициной!

– По образованию я терапевт, – пояснил Филя, – закончил медицинский институт и долгие годы работал в Боткинской больнице. Колдуном стал постепенно, осваивая эти знания.

Из моего горла вырвался смешок.

– Послушайте, уж не знаю, каким образом вы дурачите своих клиентов, только я не из их числа. Сколько же вам лет?

– Пятьдесят пять, – спокойно сообщил мужик.

Тут уже я откровенно захохотала. Молодое, розовощекое лицо, волосы без малейших признаков седины, прямая спина, быстрые, ловкие движения, – все приметы выдавали его истинный возраст – около тридцати, не больше.

Филипп вскочил с кресла и протянул паспорт. «Глаголев Филипп Андреевич, год рождения 1944».

Очевидно, на моем лице отразилось удивление, потому что шаман пояснил:

– Отцу повезло. Комиссовали после ранения, я родился спустя девять месяцев после его возвращения с фронта.

От сладковатого дыма, висящего в воздухе, закружилась голова, легкая тошнота поднялась из желудка, в ушах быстро-быстро застучали молоточки. Так, ко мне подбирается мигрень, надо срочно принять таблетки.