Иоанна Хмелевская - Вся пани Иоанна. Том 1

По дороге я размышляла о таинственных звонках. Странные позывные “Скорбут, Скорбут” не давали мне покоя. Я перебирала в голове самые разные догадки и так увлеклась, что лишь в последний момент заметила идущего мне навстречу долговязого субъекта. Узнала я его мигом, хотя видела лишь однажды, тогда в “Бристоле”, и, если бы не шедшая рядом с ним женщина, непременно бы поздоровалась.

Заметив их слишком поздно, я не успела рассмотреть спутницу. А жаль, имею законное право знать, как выглядит дамочка, чьей соперницей мне довелось прослыть. Проморгав такую возможность, я вздохнула и вернулась к своим захватывающим думам о Скорбуте.

Фотографии в редакции удалось подобрать очень быстро, и уже через полчаса я переступила порог своего бюро. Весе, Януш и Витольд, дремотно безмолвствуя, корпели кто над чем — сонное царство, да и только. Я уселась за стол и без всякого энтузиазма взялась за проект. Весе зевнул во всю глотку и отрешенно уставился на радиотранслятор.

— Что-то скучно сегодня… — протянул он. — Может, позвонить скандалисту?

— Не утруждай себя, — холодно разъяснила я. — Его там нет, только что повстречался мне на улице.

— Но я слышал его пару минут назад, — запротестовал Весе.

— Значит, в записи, чудес не бывает, люди не раздваиваются.

Сказала — и встрепенулась. Стоп, когда его Янка видела на лестнице? Вчера? А когда Весе пытал его насчет болгарских помидоров?

— Весе, — заерзала я, — когда ты ему звонил? Вчера ведь?

Весе вскинул на меня мутный взор.

— Вчера, как сейчас помню. Перед тем как закончил макет, а потом расколол под ним стекло. А что?

— Ничего, — озадаченно пробормотала я и стала усиленно соображать. Вчера Весе с ним беседовал, и вчера же Янка видела его в натуре. Беседовал где-то в четверть первого. А когда Янка на него глазела?

Я рванулась к телефону.

— Во сколько ты его видела на лестнице? — спросила я безо всяких вступлений, потому что на ее сообразительность могла полагаться как на свою собственную. — Это ведь было вчера?

— А в чем дело? — поинтересовалась Янка.

— Еще не знаю. Ну? Когда это было?

— Сейчас, погоди, дай бог памяти… Вчера-то уж точно, а во сколько?.. Вышла я с работы в десять, потом заглянула в Дом культуры, потом не помню, но оттуда вернулась в час. Значит, в полпервого или чуть раньше.

Несмотря на сонную одурь, голова у меня сработала молниеносно. Я надолго умолкла, чем наконец Янку обеспокоила.

— Алло, что стряслось? Ты там умерла? Не молчи, не заставляй меня нервничать!

— Погоди, — отозвалась я, — дай возьму сигарету. Запасись терпением, сейчас будем сопоставлять словесные портреты. Прими к сведению, что в полпервого Весе мило беседовал с ним по телефону.

— Из дому?

— Нет, с работы. Отсюда.

— Как “отсюда”? Ах, Весе! Я спрашиваю про того типа.

— Из студии.

— Как это?

— А так. Весе звонил ему на студию.

— И он там был?!

— В том-то и дело. Я сама, собственными ушами слышала. Что-что, а этот голос я узнаю среди тыщи.

— Не понимаю. Ты собственными ушами слышала, а я собственными глазами его видела, только на другом конце города. Успел доехать?

— Исключено. От Мокотова на Старое Място за пять минут, а потом еще подняться на третий этаж и выйти с собакой, чтобы столкнуться с тобой на лестнице?..

— Тогда, значит, раздвоился?

— Вот я и думаю, кого ты могла видеть…

Теперь Янка надолго умолкла.

— Не молчи, черт тебя дери, гони подробности, как он выглядел?

В течение нескольких минут мы занимались подробнейшей идентификацией. Да толку-то, о стопроцентной гарантии и речи не было.

— Нет ли у него чего-нибудь неповторимого? Особых примет?

— Есть, — мрачно сказала я. — Серый пиджак с кожаным воротничком. Неповторимый, один такой на всю Варшаву! И два метра росту.

— Застрелись ты с этими метрами. О боже, знать бы, как дело обернется, уж как-нибудь раздела б его до пиджака. И плевать на репутацию нашего пола!

— А потом бы оказалось, что обесчестила невинного человека. Нет, я уже однажды села в лужу, больше в такие игры не играю. Пускай себе разгуливает по своим ступенькам сверху вниз и снизу вверх хоть до Судного дня. Я умываю руки!

— Не выводи меня из себя. У тебя что, упадок духа?

— Хуже. Жизнь уже из-за этой истории не мила. Прогрессирующая депрессия. Да и в конце концов, есть дела поинтересней.

— Какие, Скорбут?

— Он самый. С ним уж точно с тоски не помрешь. Одна надежда на него, может, вылечит от хандры.

Несмотря на такое категорическое заявление, толика любопытства у меня к пресловутому субъекту сохранилась. Кто бы мог подумать, что в Варшаве столько одинаковых долговязых и чернявых мужчин, да еще и с черными собаками! Что за урожай на черных псин! Но не ворошить же мне погребенную тайну заново, когда я столько трудов приложила, чтобы навсегда вычеркнуть ее из памяти, разувериться в существовании этого человека, списать его в область предании и легенд…

Статья о домах культуры нуждалась еще в перепечатке. Проклятый долг тянулся за мной как гиря на ноге, и не предвиделось иного способа избавиться от проклятия, как только дописать свой опус и немедленно сбыть с рук. Телефон зазвонил, когда я добралась до четвертой страницы.

— Слушаю…

— Алло, Скорбут! Скорбут!

Ну Скорбут, чего же еще? Я бы скорей удивилась, если бы меня оставили в покое. В преддверии финала литературной моей голгофы самочувствие у меня значительно улучшилось, а вместе с тем заметно прибавилось и ясности ума. Что бы там за этим Скорбутом ни стояло, а из рук я его не выпущу, пока не разберусь, что к чему. Не мешало бы перехватить инициативу.

— По какому номеру звоните? — сурово спросила я.

— Четыре сорок девять восемьдесят один.

— Слушаю вас.

— Район сто два сгорел. К-2 выпал из игры.

— А К-4? — спросила я во внезапном озарении.

— В порядке, действует. А-Х и В-2 — в районе сто один. Приступаем в час ноль-ноль. Какие будут указания?

— Никаких, — честно призналась я, потому как их у меня действительно не было. Хотела, правда, предложить, чтобы в тот сгоревший район вызвали пожарную команду, но не успела. Мой конфидент отключился.

В полном недоумении я снова уселась за стол и закурила. Не будь я обременена неизбывным долгом, не раздумывая встряла бы в загадочную аферу. Вообще-то писать статьи мне нравится, но на сей раз милое сердцу занятие превратилось в адскую муку. Надо срочно закругляться, я уже не то что действовать — думать не в состоянии. Не статья, а наваждение, заполняет вокруг меня все жизненное пространство, дышать свободно не дает, парализовала всю мою волю. Без нее я бы уже составила план действий, а потом, засучив рукава… гм, наломала бы дров — для чего-нибудь толкового у меня слишком мало информации. Но до действий, слава богу, пока еще не дошло; пока еще я, отстучав на машинке очередную фразу, надолго погружалась в очередные догадки, что губительно сказывалось как на фразах, так и на догадках.