Иоанна Хмелевская - Вся пани Иоанна. Том 1

Кто из моих коллег способен на такое? Многих я знаю, многое о них знаю, хотя Тадеуш знал больше. Нет, нет, постараюсь сосредоточиться. Кому из них и чем именно была опасна излишняя реклама? Кому, каким образом и в какой степени она могла повредить?

Обстановка в мастерской отнюдь не способствовала размышлениям. Тут постоянно что-то происходило, причем интересное, так что имело смысл все это наблюдать. Вот и теперь зачем-то велено было всем занять свои места.

— Не знаете, зачем нас разогнали по отделам? — спросила я товарищей по комнате. — Что на этот раз придумала милиция?

— Да уж что-нибудь придумала, — рассеянно ответил Януш, ибо как раз в этот момент вернулся Лешек из магазина. Он сказал, сколько злотых потратил, мы быстренько рассчитали, сколько следует с носа, и принялись за еду.

Свои припасы Лешек разложил на столе отсутствующего Витольда. Оказывается, себе он купил рыбу горячего копчения, совершенно чудовищной величины, и теперь сам удивляется, глядя на нее.

— Как думаете, что это за рыба? Вроде не треска и не камбала…

— Пластуга, — со знанием дела бросил Януш.

— Да ведь пластуга и камбала — это одно и то же.

— Нет, пластуга — это северная камбала.

— А! Хочешь кусочек?

— Хочу, положи мне сюда, на хлеб.

— И что, будем есть всухомятку? Теперь и чаю нельзя заварить? — спросила я.

— О чае милиция ничего не говорила. Янек, рыба — чудо, попробуй!

Лешек понимал, что такую исполинскую рыбу ему одному и за неделю не съесть, вот он и делился охотно с товарищами, а сам возбужденно рассказывал, как в первый раз в жизни ходил в магазин под конвоем. Чувствовалось, его прямо-таки распирала гордость.

— Сколько живу, такого почета мне еще не оказывали! Как пришли в магазин, все сразу в сторонку, меня первым пропустили. Сержант с меня глаз не спускает, а все по стеночке, говорю вам!

Янек с бутербродом в руке протиснулся на балкон. Балконная дверь полностью не открывалась, мешал стол Витольда, поэтому балконом могли пользоваться только худощавые сотрудники. В комнату вошел Зенон и, подойдя к столу Януша, стал ему что-то говорить. Януш перестал жевать, чтобы лучше слышать. Дело в том, что Зенон и в нормальном состоянии говорил очень тихо, а когда нервничал, то и вовсе принимался шептать. Вот Януш и не жевал, чтобы не заглушить шепот начальства. И даже перестал моргать, слушая с величайшим напряжением.

Пребывая в благодушном настроении после оказанных ему почестей, Лешек готов был весь мир осчастливить. Он и к начальству обратился с великодушным предложением:

— Пан инженер, посмотрите, какая чудесная рыба. Не желаете ли попробовать? Будьте любезны, вот я вам положу кусочек на хлеб. Попробуйте, очень вкусно!

Зенон взглянул на рыбу, пытаясь скрыть отвращение, а Лешек гостеприимно настаивал:

— Пожалуйста, попробуйте.

И протянул ломтик рыбы на куске белого хлеба.

— Нет, благодарю вас, — измученным голосом ответил Зенон. — Видите ли, прием пищи я вообще считаю занятием сугубо интимным и позволяю себе есть лишь в укромных местах. То есть когда меня не видят.

Лешек замер с рукой, протянутой к Зенону, и глядел на него, сбитый с толку. Потом попытался исправить собственную бестактность.

— Конечно, вы правы. Совершенно с вами согласен. Я тоже как-то пытался есть в туалете, хотя там немного неудобно…

Зенон хотел что-то ответить, но раздумал и только махнул рукой. Взглянув на нас, он молча вышел со страдальческим видом. Янек протиснулся в комнату и недоверчиво переспросил:

— Он запрещает есть на рабочих местах? Только в туалете?

— Не только, — ответил Лешек. — Можно в шкафу, под столом, где угодно, лишь бы место было укромное. Чтобы люди не видели.

Януш, наморщив лоб, сосредоточенно жевал. Потом обратился к нам за помощью:

— Не знаете, что он мне сказал? Вроде дал какое-то поручение, но, разрази меня гром, я ничего не понял. Как ни старался, не расслышал.

— Ну! — обрадовался Лешек. — Ты тоже? Слава богу, а то я уж сомневаться начал — то ли со слухом у меня плохо, то ли с мозгами, никак не пойму, что он мне шепчет. А ведь стараюсь изо всех сил! — Януш мрачно покачал головой.

— Знаете, в этом что-то есть. Он и в самом деле отдает свои распоряжения так, будто боится — а вдруг их поймут! Поначалу еще можно было что-то разобрать, а теперь совсем плохо. Боюсь, это последствия его холостяцкого положения. Иоанна, тебе боевое задание — уговори его жениться!

— Как же, разбежалась, чуть ног не поломала! Да я никакой женщине такого не пожелаю!

— Не знаю, чего ты придираешься? Парень что надо. Ой, чуть костью не подавился! — Лешек вытащил кость из своей рыбы и продолжал: — А что у него с волосами не густо, так это…

— Да нет, к его красоте у меня нет претензий, он даже красивее, чем вы думаете. Вам случалось видеть Зенона голым?

— А вам случалось? — изумился Янек.

— Случалось. На парусной лодке, на Висле, — пояснила я. — И в бассейне видела. И будь у него такой характер, как фигура, я бы собственноручно чистила ему ботинки.

— А если бы его фигура была как характер…

— …тогда его только в клетке показывать. За большие деньги. Такого еще у нас на Земле не видели.

— Дай еще кусочек рыбы, — попросил Янек, протягивая Лешеку кусок хлеба.

Выполняя приказание следственных властей, мы послушно сидели на своих местах, используя свободное время для того, чтобы подкрепиться, и жаловались на отсутствие чая. Приглушенный голодом интерес к ходу следствия теперь возродился вновь, и мы все выжидающе посмотрели на капитана, когда он наконец пожаловал к нам в отдел.

Капитан пришел не один, его сопровождал милиционер в форме. Войдя и оглядевшись, они, к нашей неописуемой радости, начали самый настоящий, тщательный обыск, ну точно такой, каким он обычно предстает в детективах!

Начали они с первого от двери шкафа с эскизами. От предложенной нами помощи они имели глупость отказаться, не отдавая, по-видимому, себе отчета в том, что их ждет работа, по сравнению с которой подвиги Геракла ничто! В каждом из плоских ящиков лежало около двух десятков туго свернутых рулонов метровой длины. В каждом рулоне находилось не менее двух десятков эскизов и чертежей разных форматов и разной степени сохранности, иногда очень ветхих и разорванных, с которыми тем не менее следовало очень бережно обращаться, ибо это были служебные документы. Разворачивание чуть ли не каждого из них сопровождалось нашим нервным восклицанием — «Осторожно!»

Сержант, в обязанности которого входило разворачивать и сворачивать рулоны, наверняка проклял все на свете. У него явно тряслись руки, чертежи вываливались на пол, сворачивал он их криво и наконец взмолился:

— Гражданин капитан, может, все-таки…