Дарья Калинина - Четыре чики и собачка

– А вам это надо?

– Это надо не мне, это надо Ксюше, – очень серьезно ответил Саша. – Скажу вам честно, племянница вас обожает. Она перед вами преклоняется. Я не могу допустить, чтобы кумир моей племянницы попал в беду или вовсе оказался бы за решеткой.

– Но мне уже ничего не нужно. Я уже все решила сама. Завтра я иду устраиваться на работу на новое место.

– Вы увольняетесь? Ксюша будет в отчаянии! Не делайте этого!

– Нет, я хочу разузнать об одной семейке, с которой связано что-то уж слишком много смертей.

И Вероника рассказала о том, что задумала проникнуть в логово Иванчуков и почему она решила это сделать. Сама не заметила, как рассказала своему новоявленному помощнику все, что ей удалось разузнать за эти дни.

Саша слушал ее внимательно.

А когда она закончила, то он сказал:

– Это чистой воды авантюра. Вы не боитесь?

– Чего?

– В этой семье явно происходит что-то неладное. Убиты уже двое, кто имел отношение к ней. Боюсь, если вы попытаетесь сунуть нос в это осиное гнездо, то вам может не поздоровиться.

– Но жить, когда надо мной висит подозрение уже в двух убийствах, я тоже не могу!

– Понимаю.

– И что же делать?

– И под каким видом вы планируете войти в это семейство?

– О! Я уже все узнала! Младшей дочери Глеба Игнатьевича снова требуется учительница. Они уже попробовали фортепиано, скрипку, виолончель, флейту, вокал, танцы, а теперь решили вновь вернуться к изучению музыки и остановились на ударных. Многие почему-то считают, что ударные – это так, легкотня. На самом деле это не совсем так.

– Слушай, а может, уже перейдем на «ты»?

– Запросто!

– Тогда первый минус в твоем плане: тебя на должность учительницы музыки могут еще и не принять.

– Меня? Примут! Уж я сумею их обаять!

– Ладно, допустим. Но одной тебе в этой семье находиться опасно.

– Для тебя или кого-нибудь другого там работы нет. Я узнавала. Все места в доме заняты, вакантна лишь должность учительницы, да и то по причине полной бездарности ученицы.

– Сделаем тогда вот как… Я прицеплю на тебя крохотную видеокамеру, которую мы замаскируем под брошку или значок, и расположусь в непосредственной близости от их дома, чтобы иметь возможность слышать и видеть все то, что происходит вокруг тебя. И в случае чего успею прийти тебе на помощь.

– Это было бы прекрасно!

У Вероники сразу отлегло от сердца. Ей и самой было не очень-то уютно соваться туда, откуда двое уже уехали ногами вперед. И хотя вполне возможно, что прямой связи между убийствами Антона и Полины и семьей Глеба Игнатьевича не было, но рисковать тоже надо в меру.

– Ты кого-нибудь из них подозреваешь?

– Хочу присмотреться к Ульяне и особенно к ее матери. Женщина ревнива. Она настояла на том, чтобы Кристину с Полиной уволили из ее дома. Дескать, обе флиртуют с ее мужем, ей такого счастья не надо.

– Но это было уже год назад.

– В последний месяц Глеб Игнатьевич активизировал свой интерес к Кристине.

– Но не к Полине? И позволь тебе заметить, убита как раз Полина, а Кристина жива.

– Пока! – многозначительно произнесла Вероника. – Пока жива! А про Полину мы просто ничего не знаем. Возможно, Глеб Игнатьевич и ее своим вниманием осчастливил. Тогда у его жены было законное право ревновать. А от ревности до ненависти один шаг.

– Ну, хорошо, допустим. А Антон? Его теща тоже ревновала?

– Если смерть Антона на ее руках, то можно считать, что это она за свою дочь заступилась. Отомстила мужу, который изменял Ульяне направо и налево.

– Тогда ты там… поосторожней. Избегай общения с Глебом Игнатьевичем тет-а-тет. А то я совсем не хочу, чтобы спятившая от ревности баба и с тобой проделала тот же трюк.

Веронике и самой этого очень не хотелось. Поэтому они договорились с Сашей обо всех деталях их завтрашней операции, заострив внимание на личной безопасности самой Вероники.

Но когда на другой день Вероника стояла в гостиной большого и светлого дома, выстроенного Глебом Игнатьевичем для своей семьи, она понимала, что ни камера у нее в петлице пиджака, ни особым образом сложенный нож, спрятанный у нее в рукаве, ни баллончик со слезоточивым газом, лежащий в отделении ее сумочки, – все эти вещи в общении с Таисией Захаровной совершенно ей не пригодятся.

Мать Ульяны и Стефании казалась женщиной очень разумной, каждое ее слово звучало взвешенно, и никаких признаков того, что женщина способна от чувств потерять голову, не наблюдалось.

После получасового общения с матерью семейства у Вероники сложилось твердое ощущение, что главное для Таисии Захаровны – это ее девочки. Вот в них она души не чаяла. А муж воспринимался ею как необходимое приложение к тому, чтобы у ее девочек всегда и все было бы самое лучшее. Другими словами, брак Таисии Захаровны и Глеба Игнатьевича был основан на трезвом расчете.

Оба они были людьми уже в возрасте. Помимо Ульяны и Стеши у них было еще двое сыновей, которые были совсем взрослыми, жили отдельно со своими семьями. А вот Уля и Стеша продолжали жить с родителями.

Стефания оказалась именно такой, какой и представляла себе ее Вероника. Девочка была очень аккуратной, усердной, но звезд по части музыки, мягко говоря, не хватала. Не было у ребенка ни музыкального слуха, ни чувства ритма, зато она обладала ярко выраженными математическими способностями, что, по мнению ее родителей, должно было компенсировать отсутствие слуха и помочь девочке справиться хотя бы с ударными инструментами.

– Там ведь просто нужно считать и бить в такт, – выразилась Таисия Захаровна. – Конечно, не в барабан Стешеньке бить, но есть же какие-то ударные инструменты поизящней.

Вероника уже прослушала свою будущую ученицу и про себя думала, что даже ударные бедной Стеше будет освоить непросто. Но девочка была полна желания угодить своим родителям. И Вероника пообещала, что сделает все от нее зависящее, чтобы это произошло.

– Что же, будем считать наше знакомство удачным, – улыбнулась Таисия Захаровна. – Мы вас нанимаем.

Ульяна тоже вышла познакомиться с будущей учительницей Стеши, она узнала Веронику, но удивления не высказала. То ли умела держать себя в руках, то ли была подавлена свалившимся на нее горем, но она попросту не видела ничего странного в том, что место учительницы ее сестры займет именно Вероника. И даже обрадовалась, обнаружив перед собой человека, которому знакома ее беда и который может посочувствовать ее горю.

– А я все плачу и плачу, – произнесла она. – Вчера вечером как накрыло, так и не могу перестать.

И глаза у Ульяны подтверждали ею сказанное, они были красными и распухшими от непрестанно льющихся из них слез.

– Как представлю, что вот в этом кресле любил сидеть Антошка, так слезы сами капают. Или взять вот эту вазочку, он подарил мне ее вместе с букетиком подснежников.