Дарья Донцова - Хорошие манеры Соловья-разбойника [litres]

– Здрассти, – прокряхтела я, – меня зовут Фира! Я работаю поваренком у кота Альберта Кузьмича. Я черная мопсиха.

– Стоп, – скомандовала Краузе.

– Что не так? – спросила я.

– Черная мопсиха, – повторила оператор и сценарист в одном флаконе, – это не политкорректно.

Я опешила.

– Что?

– Нас растопчут хейтеры, – вздохнула Краузе, – забьют аккаунт сообщениями о дискриминации собаки.

Я окинула взглядом толстенькую улыбающуюся Фиру.

– Да уж, она совсем затравленная. Хорошо, скажу иначе.

Краузе кивнула, и я закряхтела:

– Здрассти, меня зовут Фира. Как вы видите, я афромопсиха.

– Стоп! – велела Роза Леопольдовна. – Нельзя говорить афромопсиха! Так только о людях выражаются. Лично я не понимаю, по какой причине придумали это «афро», нужно просто говорить: американец, немец, россиянин. Зачем подчеркивать – афро? Человек, и все! Давай еще раз!

– Здрассти, – закряхтела я, – меня зовут Фира. Я мопсиха и очень горжусь своей шубкой из меха цвета угля.

– Стоп! – подпрыгнула Краузе.

– Прилагательного «черная» и приставки «афро» я не произнесла, – удивилась я. – Теперь что?

– Шуба, – закатила глаза Роза Леопольдовна. – Нас раздерут в клочья защитники животных. Слов «шуба», «мех» лучше не упоминать.

– Но это ее родная шерсть, – возразила я, – она с ней родилась!

– Все равно, – уперлась Краузе, – к нам могут придраться! Говори по-другому. Начали.

– Здрассти, – закряхтела я, – меня зовут Фира. Я мопсиха. Это все, что я могу о себе сказать. Обожаю готовить! В особенности блюда из мяса.

– Стоп! – замахала руками Краузе. – Мясо! Опасная тема.

– Она собака, – начала оправдываться я, – поэтому любит бифштексы. Правда, они Фируше не достаются, разве что она сама их со стола украдет. А поскольку мопсихи трудятся у плиты, они должны любить все, что сварили, пожарили, испекли.

– Лучше скажи: огурцы, – пробормотала Роза, – мясо сложная тема. Вегетарианцы, зожники, диетологи забросают аккаунт камнями.

– Кто такие зожники? – спросила я.

– Они ведут здоровый образ жизни, – объяснила Краузе. – Начали.

– Здрассти, – проскрипела я, – с вами мопсиха Фира, обожательница овощей, фруктов и прогулок под луной. Мне четыре года…

– Стоп, стоп! – занервничала создательница кулинарного аккаунта.

Я молча посмотрела ей в глаза.

– Фирусе четыре года, а она гуляет под луной, – прошептала няня, – это плохо!

Я потрясла головой.

– Почему?

– Те, кто блюдет права несовершеннолетних, придут в ужас, – отрезала Роза.

– Она собака, – в который раз напомнила я.

– Все равно нехорошо, – стояла на своем няня, – не каждый сообразит, что с экрана вещает мопс, решат, будто у нас ребенок детсадовского возраста по ночам во дворе шляется. Настучат в органы опеки, приедут чужие люди, увезут Фирушу в приют! Или…

Краузе схватилась за голову.

– Киса! Они решат, что речь идет о девочке младшего школьного возраста! Они подумают, что слова «прогулки под луной» – это призыв к… к… к… Ну, ты понимаешь, к чему приводят прогулки с несовершеннолетней! Лампуденька, солнышко, учти все нюансы, обойди ловушки, минуй подводные камни.

– Попытаюсь, – пробубнила я.

– Начали! – объявила Краузе.

– Здрассти, – взвизгнула я, – меня зовут Фира!

– Стоп! – выпалила Краузе.

Наверное, я отлично вжилась в роль собаки, потому что впервые в жизни испытала желание укусить человека.

– Фира, Фира, – бормотала тем временем няня, – что-то тут не так! Назовем ее Мария Ивановна!

– Но мопсиха с рождения Фира, – возразила я, – это красивое имя. У моей мамы была подруга, тетя Фира Костюковская, наша соседка по подъезду. Она так вкусно готовила! А ее дочка Инночка работает в библиотеке иностранной литературы. Очень умная и красивая. Жаль очень, что дядя Яша умер. Он был замечательным человеком.

– Фира – еврейское имя! – возвестила Роза. – Кругом плохо. Нас запишут в сионисты и в антисемиты.

– Нельзя одновременно упрекать человека в любви к евреям и ненависти к ним, – возразила я.

– У тебя нет аккаунта в соцсетях, – вздохнула Роза.

– Зачем он мне? – спросила я.

– Конечно, незачем, – ответила Роза Леопольдовна, – ты замужем. А у меня никого нет. Где я могу встретить молодого, умного, красивого, богатого? Мне остается только на интернет надеяться. Ты не знаешь, какие люди попадаются в сети. Какой-нибудь Наташе не понравится, что собака откликается на имя Фира, она напишет мне: «Антисемитка». А какая-нибудь Галя будет строчить: «Сионистка». Поверь мне, лучше переименовать Фирусю в Татьяну Ивановну. Хотя… Нет, нет, нет!

– Татьяна Ивановна никак не ассоциируется с евреями. Почему это имя не подходит? – изумилась я.

– Люди возмутятся: «Дали псу человеческое имя», – заныла Краузе.

– Можно присвоить мопсихе псевдоним, – чувствуя себя пловцом в океане маразма, предложила я, – например, Зефирка! Тут уж мы всем угодим!

Краузе чихнула.

– Ты производителей зефира не учла. Подадут иск за использование их марки.

– Зефир – это название кондитерского изделия, – возразила я, – оно никому не принадлежит.

– М-м-м… – замычала Роза, – м-м-м…

Я подергала носом.

– Чем пахнет? Вроде горелым маслом.

– Курочка! – ахнула Роза Леопольдовна. – Я поставила ее жариться и забыла!

Няня помчалась к плите, а я сняла мопсих со стула.

– Вы свободны. Понадобится некоторое время, чтобы составить текст, который не вызовет порицания ни у одного подписчика. Неосуществимая задача! И мне все равно, какой цвет кожи и национальность у человека и какое имя он носит. Главное, злой он или добрый, врун или честный, негодяй или порядочный. Все остальное не имеет значения.

– Вера умерла? – ахнула Елена Яковлевна. – Господи! Ой, как жалко ее! Молодая еще!

Я ожидала от нее других слов, поэтому удивилась и спросила:

– Вы с ней дружили?

– Нет, – поморщилась Елена, – не люблю глупых баб, которые за артистами хвостом бегают. Цветы притаскивают, шоколадки и от счастья в обморок валятся, если им программку подпишут. Знаете сколько таких?

– Наверное, много, – предположила я.

– У служебного подъезда, через который, прости господи, звезда входит-выходит, они толпой стоят, – вздохнула Елена, – хоть из шланга их поливай, не уйдут. Ладно бы молодые и глупые. Хотя и их предостаточно. Когда у нас какая-то жуткая молодежная певичка выступает, из современных, у кого ни голоса, ни слуха, одна фанера, тогда стадо ее безумных фанаток галопирует. Ну просто свиньи! Окурки на асфальт бросают, бутылки, матерятся.

Елена понизила голос:

– Но хуже всех рокеры. Пару лет назад состоялся концерт мужика, забыла, под какой кличкой он работает! Уже немолодой, потасканный, приехал подшофе. Группа с ним, девица на подпевке, музыканты и какие-то грязные подростки. Меня удивило, что кофры с одеждой не принесли, сумки притащили, типа спортивные. Я вообще-то не капельдинер, а старший администратор. Программки продаю, зрителям помогаю, когда билетеров не хватает. А те постоянно увольняются, зарплата такая, что на пакет молока не хватает. Только пенсионеры и просятся к нам, да владелец клуба решительно против них настроен: «Не нужны мне мумии, ищите молодых». И кто пойдет за копейки вечером на дверях стоять?