Андрей Дрожжин - Одураченный случайностями (Борщ)

Написанное одним «студентом» было настолько хуже снятого другим, что я, во-первых, понял почему одногрупника Сергея выгнали досрочно, а во-вторых, едва признал в отрывке сцену из своей повести. Даже имя одного из ключевых персонажей начинающие киношники поменяли. На мой вопрос о причине замены Сергей, смущаясь, ответил: «Как-то он плохо назван… Но вам разве не все равно? Вам же это ничего не стоит…». «Действительно…» – подумал я и предложил почитать свой сценарий. Сергей отказался даже брать его в руки, мотивируя своим долгом помочь нуждающемуся другу. Ну, что тут скажешь – это святое!

Чтобы довести дело до логического отказа я поинтересовался бюджетом. Сергей ответил, что денег нет, но его дипломная работа «наделала много шума» и спонсировать его готов практически любой смыслящий в кинематографе. Тут я уже не стал «тянуть резину» и, сказав свое НЕТ, вышел из грязной, прокуренной и заставленной пустыми пивными бутылками обстановки его съемной квартиры на, дышащую свежим весенним воздухом, улицу.

– Ну, я же, Виктор Станиславович, вам рассказывал про того режиссера, – ответил я издателю, припомнив описанную историю.

– Тот, по крайней мере, настоящий…

Виктор Станиславович запнулся. Мне показалось, что старик плачет.

Мы знакомы около пяти лет. Все мои немногочисленные книги вышли под началом Виктора Станиславовича. Он единственный человек, проявивший интерес к их выпуску совершенно бесплатно. Я считаю себя вполне адекватным человеком и без напускного кокетства бывает спрашиваю себя: почему именно я? Что такого он нашел в моих книгах? Ведь есть же куча авторов, среди них немало талантливых, которым приходится печататься за деньги. За что же мне так жутко повезло? Читать мои рассказы и повести можно и с экрана, – они размещены в некоторых интернет-библиотеках. Ну и были бы они там. Зачем он это сделал? Ведь подарить автору возможность держать в руке настоящую книгу, переворачивать ее страницы, вставлять в них использованный проездной билет в качестве закладки, перекладывать ее, мешающую везде, с места на место, смотреть, как на обложку ложится пыль, – это же особое ни с чем не сравнимое чувство! Особенно для начинающего автора. Это удовольствие подарил мне Виктор Станиславович, и я, каждый раз спрашивая себя: «почему я?», безгранично благодарен ему!

– Виктор Станиславович, что случилось? У вас неприятности из-за меня?

– Нет, Андрей, – сказал издатель спокойно, к счастью, он не плакал, – не из-за тебя. Неприятности есть, но это потому, что время такое наступило. Непонятное какое-то… Вот мне шестьдесят семь лет, и я всю жизнь шел в ногу со временем, понимал его. А сейчас перестал понимать. Наверное, по старости лет стал прихрамывать и отставать. А время бесцеремонно и беспощадно, и не считается с теми, кто отстает и, путаясь в своих ногах, перестает понимать… Пора, видать, мне завязывать… Никогда бы не подумал, что, печатая книги, можно навредить… государству! Представляешь масштаб? Государству, не больше, не меньше!

– Кто он? – спросил я, когда старик замолчал.

– Да кто ж его знает… Какой-то дознаватель что ли… Всю мою контору, как он сказал: «на карандаш поставили за издание порочащей государство литературы». Го-су-дар-ство! Понимаешь? Мало мы в редакции, мол, уделяем внимания тому, что печатаем. Отсюда процветающий экстремизм, расизм, госизмены, коррупция, разврат и все остальные болячки. Именно отсюда: от меня, от тебя, от всех других пишущих, больше им неоткуда взяться! Мы их, пороки вот эти все, якобы, плодим, а они, блюстители морали, отдуваются. Вот так вот. Был издатель – стал предатель, был писатель – стал изменник. Здорово?

– Еще попал кто-нибудь «под колпак»?

– Конечно попал, ты как думаешь! Молодежь в основном. Авторов двадцать помимо тебя в обороте.

Только тут до меня дошло, что появление «режиссера» уже мало похоже на шутку ко дню рождения. Какое-то чучело угрожает не только мне, но и другим авторам, напрягает целое издательство, пусть и не самое крупное, но известное и официальное, в выпуске которого художественные произведения составляют только половину, а вторая часть – это научная, учебная, патриотическая и прочая литература. Количество выпусков и тиражей ее довольно значительное, но никогда, ни за какой гонорар, могу ручаться за это, Виктора Станиславовича не одурачишь тиражировать всякую «просветительскую» дрянь.

– А с типографией, с редакцией что будет?

– Пока ничего. Не закрывают и то земной поклон. Но не исключаю, что если так дальше пойдет, то, как бы не пришлось агитки с листовками печатать, – видать старые времена возвращаются. Или еще похлеще, – заставят эту американскую пропаганду, которую ты вредительской называешь, издавать. Да… А пока, все «подозрительные» тиражи сказали на отдельный склад убрать и опломбировать до какого-то «выяснения». Никого из новых не печатать, к старым пристальное внимание. Рукописи от авторов принимать и передавать им, – они, дескать, сами разберутся: можно или нельзя. Чуешь? В общем, на старости лет, кураторы у меня появились. Только зря на содействие надеются – перетопчатся! Я либо уйду, либо буду издавать то, что сам считаю нужным. Такие, брат, дела…

– Чую не старые времена возвращаются, а старинные даже. Прямо инквизиция двадцать первого века.

– А по мне так фашизмом попахивает! Ведь не совсем мы идиоты, чтобы печатать провокацию какую-нибудь или крамолу. Если какая чернуха с порнухой или двусмыслие – отказ сразу без объяснений. Ты мою позицию знаешь. Все рукописи через редакторов проходят, они связываются с авторами, если что не так… Ты всей этой карусели нашей не проходил, ведь к твоим книгам никаких претензий у нас не было. И сейчас нет, – меня как не убеждай, – не переубедишь. Так вот возьми ж ты, появились какие-то умники и увидели чуть не в каждой твоей строчке угрозу государственности! Представляешь? Ты самый аппозиционный у нас стал. И ни одна книга – сразу все.

– Так это из-за меня все-таки?

– Да нет же, говорю тебе. Просто кто-то больше виноват, кто-то меньше. Но виноваты все вокруг, только не они.

– И что: прямо запретили и точка? Что уж в них такого-то?..

– Все вышеперечисленное! На время сказали, пока не разберутся.

– Да, так себе известность… А с Интернетом что? Там ведь все есть. Уберут все книги ото всюду?

– Как уберут-то? Интернет – это ж зараза. Расползается все мгновенно, собрать обратно уже невозможно. Только не понимают они этого что ли или считают напечатанную книгу большим злом, в толк не возьму?

Мы замолчали.

– Ладно, я чего позвонил-то: этот твой «нережиссер» сказал, что в ближайшие пару дней встретиться не сможет, по делам куда-то уезжает, и высказал надежду, именно так и сказал, что к следующему разговору ты хорошо подготовишься. А я, с твоего позволения, когда он позвонит в следующий раз дам ему твой номер, чтобы не вздрагивать каждый раз от его голоса.