Олег Механик - Мышеловка а-ля 90-е

– Правильней говорить не «чем», а «кому». Своим визитом вы обязаны своему другу! – Жанна кладёт свою ладошку на задницу Буратины. – Вообще то я приглашала его одного, но он настоял, чтобы мы захватили вас.

Действительно, мы многим обязаны нашему другу. Мы обязаны ему, своими трёхдневными скитаниями, поочерёдными погонями бандитов и ментов, проблемами с законом, свистящими над головами пулями, одна из которых чиркнула по черепушке ещё одного нашего друга. Даже не знаю, как за всё это благодарить нашего благодетеля. Ну да ладно, дождёмся чем закончится этот эпизод, а там посмотрим.

– Ещё вопросы будут? – спрашивает Стерва.

– Нет-нет. Моё любопытство полностью удовлетворено, и я безмерно благодарен вам за исчерпывающий ответ.

От безграничного потока прущей из меня вежливости, виной которой по видимому эти увешанные картинами стены, мне самому становится тошно. И не одному мне. Светка приподняла уголок губ и поморщилась, мол «завязывай уже».

На самом деле, ответа на свой главный вопрос я так и не получил. В этот раз я не собираюсь тянуть и при первом удобном случаи спрошу своего драгоценного друга, где же он подцепил эту принцессу-стюардессу.

Наше внимание привлекает раздающийся снизу бас.

– Да ты просто пепельницу принеси и всё будет пучком…

Геракл не счёл нужным вместе со всеми осматривать роскошные апартаменты, которые себе отгрохал простой стоматолог, а всё это время бродил по нижнему этажу. Его монолог адресован Баходыру, который подошёл к нему, скорее всего для того чтобы вежливо напомнить, что здесь не курят.

– Места для курения есть в летней беседке, в гостевом доме и банкетном зале. Так же можно покурить на улице…– Баходыр активно жестикулирует рукой указывая необходимые направления, как стюард информирующий пассажира о местонахождении запасных выходов и кислородных масок.

– Понял, братан, эта последняя. – Геракл берёт сигарету за фильтр, открывает рот и втыкает дымящийся кончик в белый и широкий как лопата язык, поворачивает шипящий окурок, словно тушит его в пепельнице, а потом демонстрирует уже затушенный бычок дворецкому. – Вот и всё, только не ругайся и принеси мне что-нибудь промочить горло. Как тебя звать то?

– Бэррымор сэ-эр!

Весь верхний этаж взрывается хохотом. Смеётся даже Жанна прижимаясь щёчкой к вибрирующему пузу Буратины.

– Так держать, Баха! – кричу я, демонстрируя поднятый вверх большой палец.

А в банкетном зале всё по-нашему, без этой, как выразился Уксус, эклектики. Дубовый стол, обитые вагонкой стены, на которых в обилии развешаны кабаньи и волчьи головы, огромная, распластавшаяся на полу медвежья шкура с остатками оскалившейся морды. Больше всего здесь рогов. Ветвистые оленьи, прямые козлиные и ещё чьи то кривые и чёрные. Быть может их сбросил Стоматолог, перед тем, как оставить Жанну. Интерьер здесь больше напоминает убранство охотничьей избушки. Стол заставлен вискарём водкой и шампунем. Закуска правда простенькая для царского приёма. Колбасная, мясная и рыбная нарезки, много фруктов в трёх огромных вазах и два подвяленных круга пиццы. Это конечно не дикая утка, запечённая в яблоках и не раскинувшийся на пол стола жаренный осётр, золотистые бока которого чуть надрезаны и обильно залиты лимонным соком, но сейчас наши вельможные особы довольны и этой мирской пище. После опрокинутого в себя пузатого стаканчика вискаря, всё превращается в аппетитную снедь.

Всё идёт по отработанному за эти несколько дней сценарию. Звеним стаканами, выпиваем под короткие не нагружающие мозги тосты и конечно же фоном ко всему этому служат наваленные на полную катушку хиты девяностых. В моих осветлённых алкоголем глазах снова весёлые картинки, изображающие постаревших, но всё таких же бесшабашных друзей. Три дня речной одиссеи слегка потрепали всю нашу компанию, но сделали её ещё сплочённей. Сейчас я уже не представляю, что делал столько лет без всех этих раздолбаев, которые в очередной раз оживились, осоловели и теперь разнузданным хором вторят группе «Нэнси».

«А я-я-я-я нашё-ёл другу-у-ую-ю,

Хо-оть не люблю-ю но целу-у-ю-ю…»

Я глажу матовое плечико прислонившейся ко мне Светки и думаю, как я вообще мог жить все эти долгие годы.

А когда-а-а я е-ё-ё обнима-а-аю-ю,

Всё равно-о о тебе-е вспомина-аю…

Как она решилась? Она же знает, что снова наступает на те же грабли. Значит всё таки есть из за чего. От неё пахнет свежестью и чистотой, а я насквозь провонял перегаром и потом, однако она не отстраняется и не морщит нос, а это значит…

За-втра-а-а я бу-у-ду до-ома-а,

За-втра-а я бу-уду пьяны-ый..

Ничего, скоро и я стану чистым, потому что где-то в нескольких метрах от этого домика исходит жаром, томится натопленная банька. Стерва сама включила баню в программу мероприятий, потому что в отличие от Светки не может переносить запаха трёхдневной немытости, тем более один из нас уж точно нужен ей чистым, блестящим и скрипящим.

– Ой гавари Ма-асква-а рразговарривай Рассе-ея! – Рычит Геракл, словно по барабану поочерёдно шлёпая вениками по тщедушной раскрасневшейся спине Уксуса.

– Вова, хорош…шкура слазит…– мычит жертва инквизиции, упираясь носом в дубовую лавку, но инквизитор даже и не думает останавливаться. Он наращивает темп, с рёвом обрушивая веники на жертву, будто хочет выбить из неё всю накопившуюся за сорок лет жизни пыль. Наконец раскалённое тело достигает предела текучести и бесформенной массой стекает на нижний полок. Оттуда ожив и воспряв в два прыжка варёное тельце достигает двери.

– Куда? А живот? – Недоумевает Геракл, удивлённый внезапным исчезновением предмета взбучки.

– Пошёл ты! – визжит Уксус уже из-за двери. Мне мои яйца дороги в сыром виде.

Слышится всплеск и я представляю как шипит, растворяясь в голубой воде бассейна раскалённое тело.

– Дрищ! -Геракл вытирает со лба струйки пота. – Следующий!

– Я пас! – тут же кричу я, закрываясь ладошками. Мне кажется, что я уже сам пережил всю эту экзекуцию, наблюдая за страданиями Уксуса. Следом за мной от услуг парильщика отказываются Буратина и Поночка.

– Вы чё мужики не русские что ли? – На бородатом лице разочарование и обида. – Да минута в бане это год жизни.

– Плюс, или минус? – осторожно спрашивает Буратина.

– Ясен перец плюс!

– Что-то я не уверен. Тебе может и плюс, а Уксусу точно в минус. – говорю я.

– Идите наХ…– окончательно обижается Геракл и начинает отчаянно стегать сам себя. Я смотрю на его блестящие от пота мускулистые руки, которые ловко машут вениками и думаю: вот бы мне столько здоровья. В этом беспробудно бухающем человеке заложен огромный потенциал, и мы ещё не все его возможности знаем.