Олег Механик - Мышеловка а-ля 90-е

– Через пару часов проснётся Бэрримор. Она ему подсыпала в чай какую то мудянку, говорит очень хорошее снотворное. Он обнаружит её, а потом вызовет ментов, так что у нас ещё будет время.

– Ребята, вы конечно извините, что вмешиваюсь, но я во всём этом участвовать не собираюсь. – Спокойный голос Светки заставляет всех нас вспомнить о её присутствии, о наличии в нашем обществе дамы, которая тоже является невольной участницей этой подставы. – Серёжа, ты мог сначала спросить нас, прежде чем соглашаться на всё это…

– Я сам узнал об этом только утром…

– Не ври! – ору я, в очередной раз перебивая Буратину. С некоторых пор я научился видеть ложь в этих убегающих от прямого взгляда глазах. – Ты всё знал с самого начала, ещё когда тащил нас на этот остров. Вы договорились со Стервой заранее, во время вашей встречи. Думал, я поверю в то, что она повелась на твоё обаяние, или на твои байки о том, что ты агент КГБ? Она сразу поняла, кто перед ней. Знаешь, кого она увидела? Жертву! Удав наткнулся на долгожданного кролика, да не на одного, а на целую свору. Где она?! – я в очередной раз нависаю над Буратиной.

– Зачем тебе…

– Хочу развязать её и дать ещё одного леща! На этот раз будет очень правдоподобно…

– Не надо никуда ходить! – Говорит Буратина каким-то обречённым голосом. – Кто не хочет участвовать, пусть уходит. Когда дорога появится, вы можете уходить, а я останусь, чтобы сделать то, на что подписался. Можете возвращаться в свои серые жизни, я вам даже деньги отдам, все семьдесят штук. Поймите, что дело не в деньгах, не в цацках…просто мне нравится так жить…вместе с вами мне нравилось это ещё больше, но если вы не хотите…

– Не хотим, дружище! И тебе не позволим, мы уйдём отсюда вместе! – говорю я, одновременно хватая Буратину за запястье левой рукой, а правой выуживая у него из кармана коробочку с серёжками. – Уж лучше серая жизнь, чем вообще никакой…– Я кряхчу пытаясь освободиться от ответного захвата. – Ты мне ещё спасибо скажешь. Поверь, что это гиблое дело…

Наконец-то мне удаётся вырваться, я отлетаю к стене и напарываюсь спиной на козлиный рог.

– Бля-я…– ору я от дикой боли и от пробуждающейся злости. – Где она?!

– В доме, по правую сторону от парадного входа, маленькая дверь, обитая железом. Это вход в котельную. Она там внизу…– обречённо бурчит Буратина.

Пообещав всем присутствующим, что через пять минут Стерва предстанет перед уважаемым собранием, я вылетаю из банкетного зала и решительным шагом направляюсь к дому.

Взошедшее солнце придаёт утопающему в зелени замку особенную красоту. Я и в самом деле ощущаю себя шагающим по затерянному в океане необитаемому острову. Жаль, что нам очень скоро придётся покинуть этот оазис, а я так и не закрою Гештальт. Главное сейчас объяснить Стерве, что она нарвалась не на лохов. Пусть забирает цацки, отменяет свою операцию и ищет других искателей приключений.

Железная дверь оказывается очень тяжёлой. Она подвешена аж на четыре усиленных петли и создаётся впечатление, будто это дверь сейфа, а не обыкновенной котельной. Ещё одну странность обнаружил я, открывая дверь. Стальной лист, которым обшита дверь снаружи, сильно деформирован в районе замка. Сам накладной замок, болтается на обратной стороне двери. Он определённо свёрнут набок. Здесь кто-то хорошо поорудовал ломиком. Задержав взгляд на покорёженной двери, я начинаю спуск по крутым ступеням, ведущим на цокольный этаж. Зачем нужно было ломать дверь в котельную и вообще, зачем запирать котельную на замок?

Спустившись вниз, я захожу в помещение, находящееся справа от лестницы. Свет от свисающей с потолка лампы бьёт в глаза. По выкрашенным в зелёный цвет стенам небольшого помещения, словно удавы ползут переплетающиеся стальные трубы. В углу стоит большая бочка увешанная манометрами. Это, скорее всего котёл. Здесь никого нет. Справа от котла я замечаю ещё одну дверь и направляюсь к ней. Это помещение ещё меньше и оно не освещено. Я шарю по стене в поисках выключателя, но не нахожу ничего похожего. В принципе, если распахнуть дверь пошире, свет из смежной комнаты позволит разглядеть, что находится в этой. Квадратное два на два метра помещение тоже опутано трубами, и вдоль одной из его стен установлен большой агрегат, напоминающий насос. Возле противоположной стены тоже что-то есть, что мне кажется таким же неодушевлённым, как всё в этой котельной.

Продолжая стоять на пороге, я вглядываюсь в серый полумрак и теперь различаю в нём сидящего на стуле человека. Из-под бесстыдно задранной юбки торчат две оголённые идеальной формы ноги. Ноги босые, одна согнута в колене, другая неестественно и некрасиво вывернута. Создаётся впечатление, что это фотомодель, которая долго корячилась на стуле, чтобы выбрать позу пооригинальнее, но получилось безобразно, как и многое из того, что в последнее время можно наблюдать на глянцевых обложках. Голова незадачливой фотомодели запрокинута назад.

Продолжая стоять на пороге, я три раза громко хлопаю в ладоши.

– Браво! Я смотрю, ты уже полностью вжилась в роль. Молодец, играешь по Станиславскому. Напрасно стараешься… на твой спектакль сегодня никто не придёт. Остальные актёры отказываются участвовать в постановке. Ты меня слышишь?

Стерва никак не реагирует на мои слова и продолжает сидеть неподвижно.

Я делаю два шага, осторожно приближаясь к ней.

– Ты бы хоть прикрылась. А-а не можешь? Ну я тебе помогу.

Кончиками пальцев я беру за подол юбки, пытаясь хоть чуть-чуть подтянуть её пониже, чтобы закрыть кружевные трусики. Оттягиваемый стрейтч пружинит и возвращается на своё место. Всё остаётся на своих местах, как в статичной картинке. Что-то здесь не так. Я поднимаю голову выше юбки и вижу, что…

Разорванная блузка окровавлена, на оголённом животе и под обрезом кружевного лифчика несколько темных пятен, будто древний школяр оставил на белом пергаменте несколько клякс. Голова Стервы неестественно запрокинута назад и мне видна только часть белой, тонкой как у лебедя шеи.

– Жанна…ты меня слышишь? Тебе не кажется, что это через чур? По- моему, ты переигрываешь.

Я чувствую, как мой голос превращается в шёпот. Во мне будто поселилась холодная змея, которая шевелится где-то изнутри, обвивая мой желудок. Моя рука с растопыренными пальцами застыла над неподвижным телом.

– Жанна ты чё…мёртвая что ли? – Этот странный вопрос сам собой срывается с моих губ. Странный, если задавать его живому человеку, ещё более странный, если спрашивать мёртвого, в надежде, что он подтвердит твою страшную догадку.

Жанна не отвечает. Она неподвижна как стальные трубы, переплетающиеся за её спиной.

Я осторожно опускаю руку и прислоняю подушечки пальцев к бумажно-белой шее. Пальцы обжигает холод. Ощущать этот холод намного болезненнее, чем в минус пятьдесят прикоснуться к стальной поверхности. Это очень больно и страшно ощущать холод от того, что должно быть тёплым. Я отдёргиваю руку и неопределённое время стою над телом. Мой взгляд залип на этой белой коже, и я не могу его оторвать. Усилием воли я беру себя в руки и начинаю осторожно отходить назад, шагаю, продолжая таращить глаза на неподвижную большую куклу.