Олег Механик - Вечеринка а-ля 90-е

***

Снова празднование очередной победы и возможной окончательной капитуляции (во что слабо верится) противника. Снова хлопки из бутылок с нескончаемым шампанским. Геракл даёт себе волю и в один присест приговаривает половину бутылки Виски.

– Это лучшая дезинфекция! – рычит он на слова Вики, что рану нужно срочно обработать. По счастливому совпадению Вика является почти медиком и за её спиной два курса медицинского колледжа. Тут сам бог велел дружно настоять, чтобы Гераклу была сделана полноценная перевязка. Причём настаивали все мы, убеждая самого раненного, который поначалу наотрез отказывался. Наконец после долгих уговоров сопротивление было сломлено и Вике всё же удалось сделать перевязку.

– Да-а, Георгий чуть тебе третий глаз не нарисовал, – Поночка морщится наблюдая, как Вика осторожно протирает обильно смоченным виски тампоном место ранения. Пуля прошла по касательной оставив на черепе лёгкую прижжённую бороздку, и это удивляет. Возьми Георгий на пару миллиметров ниже, и верхнюю часть черепушки Геракла срезало бы как ножом. Если думать, что стрелок хотел именно этого касательного эффекта, его можно было запросто брать в цирк, чтобы метким выстрелом снимать яблоки и кепки с голов у своих напарников. Всё-таки, мне кажется, что здесь имело место стечение счастливых для обоих обстоятельств. На счастье Геракла, Георгий промахнулся; на счастье Георгия, выстрел Геракла пришёлся не в голову, а в корпус.

Когда Вика завершает медицинские манипуляции и уже собирается обвязать голову Геракла бинтом, тот настаивает, чтобы ему оставили жёлтую повязку, оторванную от сарафана. Светка, не мешкая, обрывает ещё одну полоску снизу, так, что её сарафан превращается в миниюбку. Я перехватываю жадные взгляды Уксуса и Поночки, которыми они ползают по стройным глянцевым бёдрам и чувствую нахлынувшую ревность. Я обнимаю её сзади и прижимаю к себе, как в последний раз. «Никому не отдам! Она моя только здесь и сейчас. А что дальше?».

– Что будем делать? – спрашиваю я у Буратины.

– Нужно плыть ближе к берегу и выбираться с яхты. Ботом эвакуироваться опасно, такой туман стоит, можно заблудиться.

– А на яхте мы не заблудимся? Все навигационные причендалы у нас демонтировали…– говорит Поночка.

– Точно, я ещё наверху не был, пойду посмотрю что там. – Буратина направляется к выходу из каюты.

– Мы с тобой! – говорю я, решая за нас с Светкой и подталкиваю её вперёд.

Шкиперская будка разворочена. Алюминевый каркас сдвинут на бок и из квадрата превратился в ромб. Крыша вырвана, и её куски разбросаны по всей палубе. Панель управления, слава богу, не пострадала, и Жекичану теперь приходится вести чуть покорёженный кабриолет. Лобовое стекло треснуло, и Женя, сев в кресло, высадил его ударом обеих ног. Плохая новость заключается в том, что вместе с ретранслятором с крыши пропали прожектора и теперь мы идём как слепые котята в плотном тумане.

– Ты хоть понимаешь куда мы плывём? – спрашивает Жекичана Буратина.

– Точно так же, как и ты Серёга. У меня такие же два глаза и они не обладают способностью видеть сквозь туман.

– И что делать?

– Красться на ощупь, пока на что-нибудь не наткнёмся…– говорит Жекичан.

– Когда наткнёмся, поздно будет! – говорит Светка и я её поддерживаю. Я говорю, что в таком тумане очень высокий риск налететь на мель, бакен или какую-нибудь посудину. Да мы даже пирс увидим только когда носом в него войдём.

Буратина и Жекичан соглашаются, и результатом нашего короткого совещания становится то, что яхта снова ложится в дрейф.

Только когда Жекичан в очередной раз заглушил моторы, я вдруг понял, что желания всё-таки сбываются. Нам подарена ещё одна ночь. Пусть эта ночь не целая, пусть она полна неопределённости и опасностей, но каждую минуту этой ночи я собираюсь смаковать и проводить с наибольшей пользой.

Жекичан едва держится на ногах. Он ведь не сидит двое суток на жидком топливе, поэтому очень устал от напряжения и недосыпа. Мы отправляем его спать, а сами договариваемся установить дежурство на остаток ночи. Первыми на пост заступим мы со Светкой, а через два часа нас непременно должны сменить. Нет, это не потому, что я захочу спать, просто этот остаток ночи всё что у меня есть – у нас есть. Через два часа мы уйдём с ней в отдельную каюту. А пока…Нужно одеться потеплее, потому что снаружи заметно похолодало, и в туманном облаке стоит высокая влажность. Мы спускаемся вниз, где объявляем в очередной раз усевшимся за стол пацанам о нашем решении. Через два часа кто-то из них должен заступить на пост на верхней палубе. Тот, кто это будет, пусть не особо налегает на спиртное, потому что…да ясно почему. В его руках будут наши жизни. Все сидящие за столом хором отвечают, чтобы мы не беспокоились. Посты будут расставлены наилучшим образом. В карауле вызвались участвовать все и даже раненный Геракл, который пока брякает на гитаре. Я забираю у Уксуса его Аляску и беру с собой, захваченный у пиратов Ленина карабин «Сайга». Осталось найти что-нибудь тёплое для Светки и мы спускаемся в трюм, где по словам Буратины «что-нибудь да подберём».

Я оказался в трюме первый раз за всё время нашего путешествия. В маленьком помещении всё перевёрнуто вверх дном, словно туда попала бомба. Я вижу рваный кусок металла, приваренный к крепкому каркасу. Это всё, что осталось от сейфа. В углу стоит коробка шампанского, и это всё что осталось от запасов жидкого топлива, которым, по рассказам Буратины, изначально был заставлен весь трюм. Буратина показывает на кучу тряпок в правом ближнем углу.

– Вот здесь можно что-нибудь выбрать.

Светка брезгливо двумя пальчиками выдёргивает первую попавшуюся тряпку, разворачивает, присматривается.

– Бойз! – восторженно кричит она. – Мальчики, это же Бойз! – Она восхищённо растягивает в руках серый свитер, с вышитыми зелёными буквами, словно рассматривает модное расшитое стразами платье от «Дольче Габана».

– Одевай Светик! – всё чистое и постирано специально перед нашей вечеринкой.

– Откуда ты всё это берёшь? – удивляюсь я, ковыряясь в спортивных костюмах, кожаных кепках и барсетках. – Ты чё, музей, а ля девяностые открыл?

– Это всё с одного места, не догадываешься откуда?

Я не отвечаю на вопрос Буратины, потому что всё моё внимание занимает одна, лежащая в сторонке вещь. Я осторожно протягиваю руку. Неужели, это то, что я думаю?

– Это же…откуда? – Я держу в руках длинный зелёный плащ.

Этот мешковатый, страшный, цвета лежалого солёного огурца плащ носил Муха. Первый раз он появился в нём когда наступили осенние холода и ходить в одном школьном с оборванными рукавами пиджаке не представлялось возможным. Мы всей конторой ржали над очередным модным прикидом Мухи.