Николай Башмаков - Деревенский Зорро

– Не ругайся, шеф… Это посошок на дорожку… Через три часа я буду, как огурчик!

Шеф устало махнул рукой:

– Валяй!

Жабров выпил, повалился на топчан и почти сразу захрапел. Власов сел за стол, тоже опрокинул стопку и стал медленно жевать бутерброд.

Не спал и их пленник. Он гадал, понял его отец или нет. Когда Власов вышел из дома, Димке почудился звук мотоцикла. Он вынул из рамы сколотый треугольник стекла, прислушался и в самом деле услышал отдалённое тарахтенье.

"Наверное, это отец, – подумал он. – Значит, понял, где меня держат!"

Немного погодя его догадка превратилась в уверенность. Под самым окном раздался звук, похожий на треск сучка под ногой человека.

"Они уже тут. Нужно как-то отвлечь похитителей", – Димка забарабанил в дверь и истошным голосом завопил:

– Откройте!!! Здесь крысы!!!

Власов, крайне недовольный тем, что его потревожили, открыл дверь. Димка рванулся, пытаясь пробежать мимо, но тот перехватил его, завернул ему руку и впихнул обратно в комнату:

– Не ори, гадёныш! Нет тут никаких крыс!

Димка снова закричал. Власов с размаху ударил его по лицу:

– Заткнись и сиди тихо! А то свяжу и затолкаю в рот кляп!

В этот момент с грохотом распахнулась наружная дверь, и на пороге возник участковый Ерохин:

– Стоять!!! Дом окружён! Руки…

Закончить он не успел. Власов молниеносно выхватил пистолет и выстрелил. Ерохин споткнулся и повалился на бок. В дверь ворвались Кузнецов с Кошелевым. Снова прозвучал выстрел. На этот раз мимо. Помог промазать Димка, который со всей силы пнул преступника в живот. Тот на мгновение замер… Димка резко ударил по его руке ножкой от старого табурета. Пистолет выпал…

Этой заминки оказалось достаточно. Кузнецов с Кошелевым подскочили к Власову и скрутили его. Они надели на него наручники и связали ноги. То же самое проделали с Жабровым. Тот проснулся от звука выстрелов и, ничего не соображая, ошарашено озирался по сторонам.

Освобождённый заложник стоял в стороне и тоже ошалело наблюдал за происходящим. В руках он всё ещё держал ножку от табурета.

Димка увидел, как отец возится возле Ерохина. Николай Фёдорович взглянул на сына и улыбнулся:

– Ну, что стоишь, как истукан? Иди, помогай. Нужно срочно перевязать Егора.

Рана оказалась серьёзной. Власов прострелил Ерохину грудь. Егор Ильич был в сознании и тихонько жаловался другу:

– Обидно, Коля, ведь на моем счету шесть тысяч обезвреженных боеприпасов… Два года в Афгани без единой царапины… А тут… схлопотал от какой-то мрази!

Кузнецов аккуратно снимал с него одежду и негромко журил:

– Сам виноват. Почему не подождал нас? Я ведь тебя предупреждал: они могут быть вооружены.

Ерохин кивнул на Димку:

– Он сильно закричал. Я подумал: они его бьют!

Димка покраснел. Ему стало неловко оттого, что своим криком он не только не помог, но и сорвал план, который разработали старшие. Он попытался оправдаться:

– Я думал, что отвлеку Власова, и вам будет легче их схватить. Про то, что у него есть пистолет, я не знал!

Но отец прервал его оправдания:

– Ладно, разбор будем делать позже. Беги, поищи в машине аптечку. Мне нужен бинт.

Димка принёс аптечку, и Николай Фёдорович быстро и профессионально перевязал Ерохина. Как раз в это время подъехал Парнов. Они оставляли его с мотоциклом в полукилометре от хутора. Раненого поместили в машину. Туда же посадили Жаброва. Власова уложили в люльку и привязали к ней. Поехали сразу в районный центр. Там преступников сдали в райотдел, а Ерохина определили в хирургическое отделение центральной районной больницы. Здесь же, только в терапевтическом отделении, лежал с воспалением лёгких его сын Витька.

Разговор Кузнецова старшего с сыном состоялся только на другой день. Перед этим им обоим здорово досталось от Екатерины Никифоровны. Мужу – за то, что не послушался её совета и не отказался участвовать в выборах. Ко всему попёрся воевать с "бандюками". В результате пострадал Егор.

Сыну – за связь с криминальными элементами. И, если Николаю Фёдоровичу с большим трудом, но всё же удалось убедить жену в своей правоте, то Димке пришлось дать матери твёрдое слово: в сомнительных компаниях ноги его отныне не будет.

А Николай Фёдорович вдруг увидел: младший сын незаметно вырос. Хотя внешне он всё ещё походил на несформировавшегося подростка, это была уже личность, имеющая свои убеждения, знания и опыт. Он не стал журить Димку за ошибки и просчёты, а постарался вести с ним разговор, как с равным:

– Ты не против откровенно побеседовать со мной?

Димка глянул на отца и понял: на этот раз серьёзного разговора не избежать.

– Нет, папа, ты же знаешь, я доверяю тебе, как себе!

– Если ты мне доверяешь, почему ни разу не рассказал о своих похождениях?

– А нужно ли было рассказывать? Так было проще и тебе, и мне.

– Но мог, в конце концов, со мной просто посоветоваться. Ты наделал много ошибок. От некоторых я бы мог предостеречь.

– Папа, ты ведь знаешь, ошибки не совершает только тот, кто ничего не делает. Даже если бы я с тобой советовался, они были бы всё равно.

– Да…, может, ты и прав. От ошибок не застрахован никто. Но люди с богатым опытом совершают их гораздо меньше.

– Я знаю, мой опыт с твоим не сравнить. Но ведь бывают и такие моменты, когда опыт может только помешать.

– Ладно, не будем превращать наш разговор в философский спор. Лучше расскажи, что ты там под чёрной маской натворил?

Сын внимательно посмотрел на отца и задал встречный вопрос:

– Скажи, когда ты догадался, что Дублёр – это я?

– Давно. Сначала меня просто удивляли некоторые странности в твоём поведении. Впервые я заподозрил, что что-то не так, когда Егор рассказал, как тебя избил этот Костя. Я-то ведь прекрасно знаю, что ты ходил в секцию каратэ. Да и занятия по рукопашному бою в полку никогда не пропускал. А тут вдруг без боя уступил какому-то Косте. Я никак не мог понять, зачем тебе это нужно? Ну, а когда ты устроился работать к Краснову да ещё стал у него мальчиком на побегушках, пришёл к выводу: мой сынуля задумал какую-то авантюру. А дальше, анализируя все "громкие" дела, я лишь всё больше убеждался в правоте своего вывода. И, честно говоря, постоянно ждал: однажды ты ко мне придёшь и обо всем расскажешь.

– Я несколько раз хотел тебе рассказать, но каждый раз передумывал. Ты мог невольно выдать меня. Когда в деревне о чем-то знают трое – это уже не тайна!

– Второй посвящённый, надо полагать, Витька?

– Да, он знает всё. Это мой самый лучший друг и помощник.

– Вы с самого начала "работали" с ним вдвоём?

– Нет, сначала я был один. Помнишь историю с магнитофоном? Потом убийство деда Евсея. Я тогда оказался там случайно. Слышал их крики. Когда они ушли, зашёл в дом. Увидел деда и провода, отключил пробку и напечатал записку участковому.