Рацлава Зарецкая - Моё темноглазое (не)счастье

Как только мы с Юркой вышли из подъезда, я сразу же почувствовала на себе прожигающий до костей взгляд нашей местной банды. Растянув губы в улыбке, я повернулась к лавочке и громко поздоровалась.

– Здравствуй-здравствуй, – закивали мне Черешкина и Клячкина.

– А где Галя? – удивилась я.

– Дома лежит, – тут же ответила Валентина Ивановна.

– Нажралась какой-то гадости, вот и поплохело, – сдала свою внучку Клавдия Семеновна. – Я ей давеча говорю, не надо тебе есть всякую дрянь, у тебя слабый кишечник, он может…

Слава богу, что нам с Юркой не удалось узнать, что может сделать слабый кишечник Клячкиной младшей. В моем кармане громко запищала раскладушка. Впервые я была так рада звонку Кравцова.

– Извините, по работе, – сказала я бабушкам и отошла в сторону.

– Молодая, а телефон – старье, – услышала я комментарий Черешкиной.

– Не понимаю, как сейчас можно без смартфонов жить, – вторила ей Клячкина.

Усмехнувшись, я приняла вызов.

– Почему трубку не берешь? – с ходу вопросил Кравцов.

– Я?

– Ну не я же!

– Ты там кукухой поехал? Что я, по-твоему, только что сделала?

– Я про другой телефон говорю.

– А зачем ты мне на тот звонил? – спросила я, начав шарить по карманам в поисках своего смартфона.

– Просто хотел спросить как дела. – На фоне послышалось шуршание, а затем Сергей продолжил, немного шепелявя: – Ну что, как дела? Как питомец? Как ремонт?

– Ты там чай пьешь? – спросила я.

– Ага, – довольно подтвердил Кравцов. – А ты что делаешь?

– Ремонтом занимаюсь. Не вовремя ты позвонил.

– Ладно, тогда пока, – невозмутимо заявил Кравцов.

– Подожди! – остановила его я. – Как там его сестра?

Каждый раз, когда разговаривала с Миной или Сергеем, я не забывала задать этот вопрос. В последнее время Кравцов даже начал меня опережать, почти сразу докладывая о состоянии Ли Джэён. Я не знала эту девушку лично, но за неделю совместного проживания с Джэхи я начала переживать за нее так, словно она была моей семьей. Удивительно и непонятно…

– Без изменений, – вздохнул Кравцов.

– Понятно. Спасибо. Пока, – тихо сказала я и отключилась.

Юрка уже сидел в машине, слушая неизменное радио. Я подошла к нему, открыла дверь и попросила подождать, пока я сбегаю за телефоном.

– Мирка, а энто твой жаних? – поинтересовалась Клячкина старшая, когда я поднималась по ступеням к входной двери.

– Нет, коллега, – ответила я.

Перед самым моим носом входная дверь распахнулась, и меня чуть с ног не сбил резво промчавшийся мопс. То, что это был именно мопс, я поняла лишь по хрюкающим звукам – настолько быстрой была эта псина.

– Боня! Подожди нас, Боня! – Следом за мопсом выбежали мужчина и женщина, которых я не знала.

Полгода всего меня не было, а уже столько новых жильцов появилось…

Поднявшись по ступенькам на пятый этаж, я открыла дверь, скинула кроссовки и заозиралась в поисках телефона. Где же я его оставила?

Дверь в зал была закрыта. Наверно, Джэхи снова лег спать. Вот же ленивая задница!

Осмотрев ванну, я направилась было в кухню, как вдруг услышала громкое ржание Джэхи. Не спит, засранец, подумала я, меня свой маршрут.

Смех Джэхи стал еще громче. Из любопытства я аккуратно приоткрыла дверь и увидела следующую картину.

Ли Джэхи, развалившись на диване, поедал попкорн, смотрел шоу «Импровизация» и дико ржал. Причем смотрел он вовсе не «Шокеры» или «Мышеловки», которые, по сути, и без слов были понятны. Смотрел этот засранец импортный «Громкий разговор», где один участник должен объяснить другому, в наушниках, предложенную ведущим ситуацию.

Хотя, знаете, дело даже не в виде шоу! Иностранцу, ни шиша не сведущему в русской речи, весь наш тв-контент будет казаться дичайшей тарабарщиной. А этот тапок вонючего гоблина внимательно слушает и взрывается громким смехом после смешных фраз участников шоу!

– Ах ты фикус обгрызенный! Прыщ ты поганый! Жучара колорадский! – на русском начала поноси́ть я актера.

Моего появления этот долбодятел не ожидал настолько, что даже подпрыгнул на диване, грохнулся на пол и уронил миску с попкорном.

– Эй, ты чего? – пропищал он на английском, испуганно глядя на меня. – Я тебя не понимаю!

– Не понимаешь? – ласково спросила я, глядя на Джэхи убийственным взглядом. – Тогда постараюсь говорить понятнее. – Глубоко вдохнув и шумно выдохнув, я начала заново, но уже немного по-другому: – Рамён ты переваренный! Кимчи протухшая! Батат горелый! Кимпаб развалившийся! Какого чаджанмёна ты придуривался, что не знаешь русский язык?!

Чтобы совсем устрашить этот южно-корейский цветочек, я сняла тапок и, придав лицу жуткое выражение, медленно двинулась к своей жертве.

– Не знаю я русский! Хватит на меня кричать! И тапок убери! Ты знаешь, что это уже называется насилием? Я тебя засужу, имей ввиду! – От испуга Джэхи путался в языках, говоря то на английском, то на корейском. Под конец же он совсем ополоумел от страха и ляпнул на чистом русском: – Отстань от меня!

Этого-то я и ждала!

Замерев на месте, я растянула губы в довольной улыбке и злодейски засмеялась:

– Мво-ха-ха! Вот ты и раскрыл себя, идиота кусок!

Джэхи непонимающе уставился на меня. Правый глаз у него нервно дергался.

– Что?.. А-а-а! Ащщ! – зашипел он, осознав свой прокол и хватаясь за голову.

– Да-да, ты – лошня! – произнесла я, триумфально воздев тапок к потолку.

Сев на краешек дивана, я закинула ногу на ногу, вернула тапок на место и доброжелательным тоном потребовала:

– Ну, рассказывай, почему утаил данный интересный факт от нас.

Некоторое время Джэхи с подозрением всматривался в меня, анализируя мой настрой. Поняв, что атаковать я не собираюсь, он собрал выпавший из миски попкорн, встал с пола и, возвышаясь надо мной, протянул мне миску с попкорном. На автомате я приняла ее.

– Это не твое дело, – по-русски, холодно и как-то по-змеиному, сказал Джэхи, прожигая меня своими темными глазами, в которых уже плескалась неподдельная злость.

От этого жуткого тона у меня мурашки по позвоночнику пробежали. Я даже забыла, кто тут главный, и потеряла дар речи. Слава богу, длилось эта заминка всего несколько секунд, потому что уже в следующий момент я отставила миску с попкорном в сторону и возмутительно заметила:

– Ты ошибаешься, Ли Джэхи! Пока ты в моем доме и под моим присмотром, меня касается все, что с тобой связано. Поэтому, будь другом, объяснись!

– И не подумаю. Если утаил, значит, на то была причина. Может, я не хочу разговаривать на этом языке. Может, мне противен его звук, его слова, его носители. – Джэхи приблизился ко мне так, что межу нашими телами остались какие-то жалкие несколько сантиметров. Я даже ошалеть не успела от нашей близости, как его следующие слова резанули по моей далеко уже не хрупкой душе: – Особенно мне противна ты. Ты и разговоры с тобой. Я словно нахожусь не под защитой, а на шоу уродов, где надо мной постоянно издеваются. Сил больше нет терпеть такое.